– А она не страшная. Примитивная, как три рубля. Ей нужно молоко и больше ничего. Дай ей молоко – она будет сыто урчать и лежать в уголке, никого не трогать. Даже мышей ловить не будет.
– Вы имеете в виду не молоко, а деньги?
– Нет, я имею в виду молоко! – съязвил Сергеев. – Конечно, деньги.
– А ее вы не подозревали? – негромко спросил Турчанинов. – В том, что это она собирается убить Марину?
Возникла пауза, в квартире стало тихо. Только было слышно, что в спальне работает телевизор.
– Лолу? – переспросил Сергеев. – С чего вы взяли?
– Между прочим, она тоже исчезла больше месяца назад. Ну, когда вы всех увольняли. Я и подумал, что, может, вы ей сказали о своих подозрениях, и она сбежала от греха подальше.
– Я ей ничего не говорил. И ее не подозревал. Материальной заинтересованности у нее не было. Она, наоборот, все теряла в случае Марининой смерти.
– Вы и другие причины называли. Месть?
– Да ну. Это не в ее характере. Она кошка, я же сказал. Не гиена, не рысь…
– Марина что-то знала.
– О Лоле? – Сергеев тихонько засмеялся. – Все знали, Иван. Все Лолины секреты были написаны у нее на лбу.
– Но она же исчезла. Причем до того, как очнулась Марина. Даже деньги за последний месяц не получила.
– Да нашла кого-то. Она давно собиралась выйти замуж. Она мне месяца два назад хвасталась, что, кажется, подцепила на крючок нефтяную шишку.
– У вас были такие доверительные отношения?
Сергеев еле заметно поморщился.
– Да она такая была: что на уме, то на языке. Бесхитростная. Думаю, она всем это рассказывала.
– Почему же она не забрала деньги?
– Ну, может, шишка такая щедрая. Открыла ей нефтяной краник, оттуда столько полилось, что она обо всем забыла. Правда, я не очень верю в таких щедрых шишек, но всякое бывает.
– А вы ей нравились? Турчанинову показалось, что бывший главврач вопросу не удивился. Возможно, даже ждал его.
– Нет.
– Почему?
– А ей красавцы не нравятся. Ей богатые нравятся. Я для нее нищий и, значит, низший сорт.
– А она вам нравилась?
– Вы интересный нейрохирург, – сказал Сергеев. – Своеобразный такой…
«…Да, – мысленно согласился Турчанинов, разглядывая список. – Это я маху дал. Расспрашивал его, как настоящий следователь… Мог ли Сергеев притащить сюда эту газету?»
В списке на 22 мая фамилия Сергеева была первой. Он приходил в клинику забрать вещи. Они лежали в шкафу у секретарши, но она в этот момент обедала. Так что Сергеев мог беспрепятственно зайти в кабинет главврача.
За Сергеевым шли Иртеньевы. Они находились в кабинете в его присутствии, но разве можно поручиться, что он не выходил из кабинета первым? Сколько нужно времени, чтобы швырнуть газету под столик с факсом? Ровно столько, сколько могло потребоваться Ивану Григорьевичу, чтобы шагнуть из кабинета спиной к Иртеньеву.
За Иртеньевыми – некий Степан Горбачев.
«Это старый друг Михаила Александровича, – подписала секретарша. – Он услышал по телевизору, что она очнулась, и решил ее навестить. Он был записан к вам на прием на 22 мая, пришел вовремя, но охрана в будке подумала, что вы уехали, – вашу машину тогда отправили за Иртеньевыми. Горбачеву предложили пройтись до охранника на входе в крыло. Там он узнал, что вы в клинике, но заняты и никого не принимаете. Он сразу же вернулся. В принципе, он в крыло не входил».
«Но мог залезть в окно», – закончил Турчанинов и два раза подчеркнул эту фамилию.
Действительно, человек по фамилии Горбачев звонил ему на следующий день после того, как информация о Марине всплыла на телевидении в программе «Скандалы недели». Кстати, сам этот факт был возмутительным, и Иван Григорьевич даже провел небольшое внутреннее расследование. Оказалось, сообщить эту новость журналистам мог кто угодно из медперсонала – и врачи и сестры были уверены, что в этом нет ничего предосудительного. Увидев его реакцию, они, конечно, перепугались и признаваться ни в чем не стали. Он тоже не стал давить – сам виноват, надо было их предупредить заранее.
Итак, друг Королева. Услышал новость по телевизору, позвонил, приехал на встречу, но охранник на входе в крыло не пустил его. Иван Григорьевич об этом друге вообще забыл, тем более что в тот день приехали Иртеньевы.
– Лена! – позвал Турчанинов секретаршу. – А что, он разговаривал только с охранником? Почему он не объяснил ему, что я назначил встречу? Почему ушел-то?
– Я не знаю, Иван Григорьевич! – крикнула она из своей комнаты. – Он ведь не настаивал. Откуда охраннику знать? Он и мне ничего не сказал.
