Я говорила специально громко, чтобы тот, кто стоит за дверью, понял, что я знаю и о нем и о его примитивном ходе: оставить меня наедине с этой дурой, чтобы я своими расспросами что-нибудь выдала. Если он хочет расспросов, он их получит. Я не жадная.
— Нет, не поймали! — сказала секретарша таким горестным тоном, что сразу стало понятно, как она болеет душой за деньги корпорации. В глубине ее зрачков тем не менее сверкнуло злорадное удовлетворение (как все тупые, она уверена, что ей недоплачивают).
— Так сколько украли?
— Миллиард.
Я присвистнула.
— На чем их обнаружили?
— В том-то и дело, что ни на чем!
Удивительно глупая девица. В наших делах она не разбирается, поэтому ее информацию нельзя принимать к сведению. Я отхлебнула кофе. В окно мне был виден задний двор. Он был просто забит официальными машинами. Я пригляделась. Одна из машин явно принадлежала высокопоставленному полицейскому чину. «А дело не пустяковое» — удивленно подумала я.
— Их не поймали, — заговорила секретарша. — Контракты уже были проплачены, товар отправлен и даже реализован. Только потом тот, кто продал, начал бить тревогу. Оказалось, он продал в десять раз дешевле, чем надо. Этот в черном сказал: слишком большой срок. Где теперь эти деньги найдешь?
Я кивнула, не особенно вдумываясь в эти слова, но потом их смысл дошел до меня. Я повернулась к секретарше.
— Как это может быть?
— Все было сработано идеально! — елейным тоном произнесла она и вдруг, оглянувшись на дверь и убедившись, что она закрыта, широко и радостно улыбнулась.
Переход от слез к радости был таким быстрым и неожиданным, что я тоже не выдержала и фыркнула. Но я сидела лицом к двери. Она моментально открылась, и человек в темном осуждающе уставился на меня.
— Приятно, когда люди принимают проблемы своей компании близко к сердцу, — сказал он.
Ему в спину с ужасом глядел Борис. «Ты-то чего играешь горе? — хотела я спросить у него. — В глубине души мы все уверены, что от корпорации не убудет и уж, во всяком случае, не отказались бы от этих денежек. Господи, как хорошо не работать! Но нас повязывают контрактами, кредитами, новыми изобретениями, чудовищно дорогим лечением, квотами на ребенка — только чтобы отдалить и сделать недоступной главную мечту моего поколения: свободное время». Один из этих деятелей прямо признался в телевизионной программе: «Свободное время — это бомба». В общем-то, да. Двенадцать миллиардов должны быть чем-то заняты.
Я никогда не говорила Алехану, как завидую ему. Мое признание поставило бы его в трудное положение. Ему пришлось бы ответить: «Уходи из корпорации. Будь как я». Но он не может такого сказать: даже на пять его зарплат мы не сможем жить, как привыкли.
— Я, к сожалению, не умею плакать по заказу, — сказала я человеку в темном. — Если бы могла, пошла бы в артистки.
— У вас бы получилось, — дернув верхней губой, ответил он. — И довести до слез не так уж трудно, на самом деле.
— Зачем? Хотя попробуйте. Неужели этот миллиард разорил главного акционера? И его дети теперь будут вынуждены переехать в социальный дом?
— Горе детей не заставит вас расплакаться? — улыбнулся он.
Борис за его спиной упорно делал мне какие-то знаки.
— Сядьте, Борис, — сказал человек не оборачиваясь. — И введите все то, что вы мне рассказали. Значит, не дети... — Это он снова обратился ко мне.
— Если бы у меня были свои, я была бы более сентиментальной. Но я не могу их себе позволить. У меня нет пятисот тысяч налога.
Он приподнял бровь, как бы соглашаясь с моей причиной.
— Ну и бог с ними, детьми, — сказал он. — Тем более что миллиард не разорит акционера. Но вот только украден он был с использованием слишком конфиденциальной информации.
Это тоже говорили в прошлый раз. И в позапрошлый.
— У нас два раза в год пытаются украсть деньги, — спокойно сказала я. — Разумеется, это делают не люди из окрестных домов. Каждый раз это сотрудники. Конечно, бывают еще полные идиоты, которые вводят поддельные карточки. Но их берут прямо у банкоматов. Все, что сложнее — это именно с использованием конфиденциальной информации.
— Какой? — спросил он.
— В каждом случае разной. Еще ни разу схема не повторилась. Скорее иссякнут деньги акционеров, чем фантазия махинаторов.
— А пароли когда-нибудь использовали? — спросил он.
— Какие пароли? — ответила я вопросом на вопрос. — Паролями у нас называются десятки вещей.
— Пароли, которые подтверждают проплату контрактов.
— Не использовали, но обходили. Был даже случай, когда компьютеру задурили голову одной невероятной программой, и он на пару минут забыл русский язык, причем так забыл, что любое русское слово стал воспринимать как звук «е».
— Тех махинаторов нашли? — улыбаясь, спросил человек.
— По-моему, нет. Но там и сумма была незначительная.
— Немного сложно для меня... Этот звук «е». Назвать пароли куда проще. Не так ли?
— Что вы хотите этим сказать?
Я перевела взгляд с него на Бориса, сидящего в раме дверного проема, как на экране телевизора. Он оторвался от компьютера и сокрушенно покивал мне, разводя руками.
— То, что есть люди, которым не надо писать сложные программы. Они и так знают пароли.
— Если речь идет о сделках с акциями, таких людей всего пять. Ведь это касалось акций? Вы поэтому здесь? — спросила я, глядя ему в глаза.
То, на что он намекал, казалось невероятным. «Может, я сплю?» — подумала я. Это ощущение не покидало меня со вчерашнего дня.
— Всего пять? — не ответив, притворно удивился он. — Борис, вы закончили? — Борис печально кивнул. — Выйдите, пожалуйста, нам нужно поговорить с начальником вашего отдела.
Я прошла за ним. В дверном проеме мы столкнулись с Борисом, и он ободряюще пихнул меня в плечо.
— Итак, произошла кража, — официальным тоном сказал человек в темном костюме, усаживаясь за мой стол. — Располагайтесь, — он показал мне на кресло для посетителей. — Я представитель бюро расследований экономической полиции. Моя фамилия Гергиев. Сегодня утром возбуждено уголовное дело по статье сто тринадцатой, часть вторая. Я буду его вести... Итак, кража. Она совершена десять дней назад. Ее механизм примерно таков: по фальшивому контракту, оформленному через вашу корпорацию, были приобретены акции одной крупной фирмы, затем они были проданы, эти деньги пошли на закупку золотых слитков, эти слитки... Впрочем, это вас уже не касается. Все остальные звенья были честными. Деньги как таковые украдены на первом этапе. Здесь. Акции были реальные, куплены за реальную сумму. Но вот затем проданы они были за одну десятую стоимости. В общем и целом, это законно, не так ли?
Во рту у меня пересохло от волнения.
— В общем и целом, да. У нашего отдела есть такие полномочия. Теоретически мы можем распоряжаться деньгами клиентов и каналами корпорации по своему усмотрению и под свою ответственность. Но практически мы так не делаем. Наши работники всегда действуют по конкретному поручению конкретного лица или компании и по строгой схеме... Миллиард, о котором говорила секретарша, — это оставшиеся девяноста процентов?
— Да, все верно. Тот, кто купил акции за одну десятую стоимости, утверждает, что все сделал
