законно. Он три раза запрашивал документы и требовал, чтобы вашей службе электронной проверки были предъявлены пароли, подтверждающие полномочия продавцов. Все было безукоризненно. Закон дает ему полное право воспользоваться исключительно выгодной ситуацией, не вдаваясь в детали. Акции были им приобретены и сразу же проданы в десять раз дороже. Разумеется, мы уверены, что этот покупатель все прекрасно понимал. Недоплаченные якобы девяноста процентов на самом деле были доплачены, но немного в другом размере и в другой форме.
— Найти их будет трудно. Сейчас отработаны неплохие схемы, — сказала я.
— Да. Мы знаем, — согласился он.
— Вы сказали, что покупатель не был обязан интересоваться, почему цена такая низкая. Это правильно. Но поинтересоваться должен был банк, переводящий ему деньги для покупки. Банк-то как раз должны были волновать не пароли, а причины невыгодной для продавца сделки. Здесь действует презумпция виновности. Проверка всегда проводится. Они обязаны это делать по закону.
— Да. Но они этого не сделали.
— Если они этого не сделали, то они к этому и причастны. За такие дела дают пять лет. Они не могли рисковать за просто так.
— Может быть. А может быть, и нет. Этот банк сейчас переживает не лучшие времена. Он на грани разорения. Со дня на день будет объявлено о его закрытии.
Контрольное управление только что закончило аудит. Кстати, неразберихой, связанной с двухмесячной проверкой, они и объясняют то, что произошло. Все нормальные специалисты... числом три — банк совсем небольшой — были в тот момент отвлечены на помощь Контрольному управлению. Оставалась пара стажеров. Они не смогли определить, что сумма слишком занижена. Решили: обычная спекуляция. Их тренажеры в университете допускают такую норму прибыли. Идиоты... Кроме того, весь последний год банк рушился. Деньги оттуда выводили огромными порциями, не заботясь даже об имитации легальности. Но дело даже не в этом. Причастен банк или нет, мы проверим. Может, умысла и не докажем, и кто-нибудь там отсидит всего пять лет. Пять лет — не сорок. Но то, что причастен ваш отдел, не вызывает никаких сомнений. Должен вас спросить: это вы проводили сделку?
— Нет.
— Вам известно, что кто-то из ваших подчиненных проводил эту сделку?
— Нет.
— О’кей. Я должен был выполнить эту формальность. Но без надежды на успех, как вы понимаете...
— Сами запросы шли отсюда? Из этой комнаты?
— Это неизвестно. На всем своем протяжении сделка была защищена хорошей программой. Точно такой, как два месяца назад, когда у вас пытались украсть девятьсот миллионов. Да, собственно, и схема была такой же... А вы говорили, что махинаторы не повторяются.
— И что инкриминируется сотрудникам нашего отдела?
— Участие в преступном сообществе с целью совершения экономического преступления в особо крупных размерах. Это и есть сто тринадцатая статья. Сорок лет тюрьмы...
— А если кто-то из сотрудников просто проболтался о паролях? — спросила я.
Он улыбнулся.
— Надеюсь, они уже вышли из детского возраста, ваши сотрудники?
— И все-таки?
— У вас в контрактах все записано. Не будем отвлекаться на бесплодные фантазии. Доказать простую халатность трудно. Для того чтобы суд поверил в отсутствие умысла, нужны очень веские основания. Так что давайте займемся делом. Вы напишете мне обо всех ваших сотрудниках. Меня интересуют не четверо, а трое. Подрезков был в отпуске.
— Да, верно.
— Напишите все, что вы думаете о них как о специалистах и людях. Сообщаю, кстати, что они уже проделали то же самое... Вы курите?
Я покачала головой.
— Тогда я выйду. Излагайте, пожалуйста, подробно. Ваши ребята почему-то решили, что я прошу у них доносить друг на друга. Вот, что написано Кромским: «Боря — хороший и честный, Инна — хорошая и честная, босс — хорошая и честная. Я — хороший и честный (но пьющий). Может, я был пьян?» и подпись «Горик». Это серьезно, как вам кажется? Или в тридцать лет такой тюремный срок не пугает?
— Да он правду написал в принципе.
— И все-таки расшифруйте эту правду. Это моя особая просьба. — Взяв сигареты со стола, он вышел из отдела. Дверь, впрочем, оставил приоткрытой.
Я перевела взгляд на экран. Горик выбрал веселый и немного сумасшедший шрифт. Мы всегда удивлялись, какой идиот его выдумал. Буквы клонились в разные стороны и были разного размера и жирности. Особую ненависть автор, видимо, испытывал к букве «Т» — она была сделана в виде надгробия. Мы все не могли представить, для каких таких случаев предназначен этот шрифт, кому он может понадобиться. А вот понадобился! Я невесело улыбнулась.
Шутить, на самом деле, было не над чем. Система несколько раз запрашивала пароли, и они неизменно подтверждались. В своих ребятах я была уверена, но все-таки кто-то из них это сделал. Чудес не бывает.
Не меняя шрифта, я написала: «Борис. 45 лет. Честный. Не очень умный. Инна. 55 лет. Честная. Не очень любопытная. Горик. 30 лет. Веселый. Могу отвечать только за себя. Но это при личной встрече».
«Обидится? — подумала я. — Интересно, на кого уже нарыли? Знание паролей — это одно. В конце концов, кого-то из моих сотрудников просто могли подкупить огромной суммой: все они, кроме Инны, нуждаются в деньгах... Неучастие в преступном сообществе будет трудно доказать, но это уже дело десятое. Это проблемы того, кто продал пароли. Хотя... Я бы на месте судьи не поверила — ведь тут еще налицо прекрасное знание нашей специфики. Нет, тот, кто назвал пароли, участвовал в махинации. Невероятно! Все трое — очень милые и вполне безобидные люди. Ну, у каждого свои грехи, конечно... Что будет делать следствие? В первую очередь, проверять связи. Только так можно выявить, кто из них это провернул. Даже если все было сделано очень чисто, какие-то зацепки могли остаться. Покупатель? Он, скорее всего, продавца в глаза не видел. Он совершенно посторонний, найден через Интернет, там таких фирм — пруд пруди. У них все отработано, операции занимают несколько часов и являются строго виртуальными, к ним не подберешься. Более того, покупатель сделал все возможное, чтобы ничего не узнать о продавце даже в виртуальном мире. Только полное неведение обеспечивает ему алиби... Банк? Вот он, конечно, причастен. Рассказывайте кому-нибудь другому сказочки про тупых стажеров! Банк причастен, даю руку на отсечение. Но именно поэтому здесь все выстраивалось особенно тщательно, если, конечно, парень не дурак. А он не дурак. Схема довольно умная и наглая, за ней видна колоссальная подготовка. Он не стал бы подставляться, а банк — это главное звено. Здесь у него все должно быть безукоризненно чисто. Он, наверное, лет пять обходил за километр улицу, на которой этот банк расположен. Надеюсь, я тоже ее обходила?» — спохватилась я.
— Боря, ты еще здесь? — крикнула я и направилась к двери.
Он сидел в приемной, допивал мой кофе.
— Во дела, а? — покачал он головой. — Еще и доносы пиши! Пусть сами ищут. В наших я уверен. Потом окажется, что в системе был сбой, и никакие пароли не назывались.
— А это возможно? — спросила я: Боря лучше всех нас разбирается в компьютерах.
— Да все возможно! Но службе безопасности надо как-то оправдаться, вот и решили на нас свалить. «Компьютеры не ошибаются!» — передразнил он кого-то. — Я тебе говорю: это ребята из безопасности чудят. У них там такой бардак! Думаешь, это нормально: по две кражи за год? Это их вина. Нам надо просто переждать... Не закладывать, по крайней мере, своих, чтобы этот друг получил повышение по службе. Пусть у них там ищет. По всем их восьми этажам... Вот дармоеды!
— Закладывать своих никто не собирается, — сказала я. — Но нервы нам помотают. Ты так примерно прикинул: у тебя все чисто? Никаких грехов?
— Увы, — с серьезным видом сказал он. — Есть грехи. Я на прошлой неделе занимался
