голову, шевелит жалом, покачивается на хвосте.
Значит, так? Значит, бой? Отлично! На это она согласна! Шпагу бы ей только! Шпагу! Настоящую — тонкую, острую, как солнечный луч. Где ж вы, друзья мушкетеры?
Едва подумала так, чувствует — сжимает ее рука рукоятку шпаги. Великолепной боевой шпаги!
Взмахнула Лена клинком — отпрянула змея.
— Ага! Не нравится?
А змея изготовилась — и стрелой вверх. Отскочила Лена, закрылась шпагой. Ударилась о клинок змея, сползла, шипя, вниз. И пропала. Исчезла бесследно. Ни змеи, ни девчонки.
Засмеялась Лена:
— Ура! Победа!
Перевела дух, вытерла пот со лба. И вдруг сзади:
— А-яу-у!
Быстро повернулась Ленка. А за спиной у нее Серафим. Шерсть дыбом, хвост трубой… И змея… Так вот она где, коварная! Свистнул, рассекая воздух, Ленкин клинок. Взлетела вверх зеленая лента и тяжело плюхнулась в воду. Смотрит Лена, как постепенно тонет в черной глубине мертвая гадюка.
— Ле-енка-а-а! Подожди! Не погибай!
Выбежал Ванечка, отдышаться не может. Увидел Лену, завизжал от радости:
— Жи-ива-ая!
И Лена стоит, устало опустив руки. А в одной руке у нее кривой узловатый сук. Да, всего-навсего, простая палка. А впрочем, не все ли равно, что у тебя в руке: шпага, палка или что другое? Лишь бы ты сражался за справедливость.
— Ленк, а Ленк… Они меня хотели злодеем сделать, — жалуется Ванечка. — А я не хочу злодеем. Я хочу добрым человеком. Пускай мне хуже будет. И уши! Пусть уж остаются эти противные уши, раз нельзя иначе. Я потерплю как-нибудь. А ты на меня не сердись, ладно? Ты уж прости меня…
Говорит Ванечка эти горькие покаянные слова — и будто камень с плеч, и на душе легче. Чувствует себя мальчишка самым сильным и смелым на земле. А знаешь, так всегда бывает, когда человеку удается победить самого себя.
Улыбнулась Лена:
— Не пойму я, Ванечка, о чем ты говоришь? Какие-такие уши? Лопоухие, конечно. Но они у тебя всегда такие были.
— Правда? — схватился Ванечка за уши. Точно! Его собственные уши, доморощенные. Раньше они ему не нравились. Папа смеялся — лопухи! А сейчас так обрадовался им, так обрадовался, что просто слов нет! И как же он не заметил, когда с ним сотворилось такое превращение?
— Пойдем отсюда! — тянет Ванечка сестру подальше от гиблого места.
— Подожди… Где Серафим?
Кот сидит на пне и, не обращая ни малейшего внимания на окружающих, старательно вылизывает запачканные илом лапы.
— Пижон ты, Симка, — укорила его Лена. — Нашел время наводить красоту.
— Послушай, Ленка, — шепотом спрашивает Ванечка. — А кто такой Серафим?
— Как кто? — удивилась Лена. — Кот, разумеется.
— Ко-от? — недоверчиво протянул Ванечка. — А если у него только видимость котиная? А если он попал к нам с другой планеты? Может, он марсианин? А? Разведчик? Все высматривает, вынюхивает, выслушивает. Он нас понимает, а мы его нет, — и Ванечка с таинственным видом наклонился к сестре. — А что, если он волшебник и все это нарочно подстроил?
Ленка подняла бровь:
— Не зна-аю.
— А я знаю, — убежденно сказал Ванечка, — Из-за него мы попали в сказку. Это уж точно!
Серафим усердно наводит глянец на свою давно чистую шкурку, а ушки на макушке — нацелены в сторону ребят: подслушивает.
— Милые мои Капризицы! Бесценные мои Упрямцы! Где же вы теперь прячетесь? Сгубили вас злые люди… — Кикимора Никодимовна бредет, под кустики заглядывает, причитает: — Злюченька моя изумрудная! Где ты? — подошла к болоту, глянула, руками всплеснула. — Ой-е-ей! Горе мое лютое!
Смотрят Ванечка с Леной — на воде сухая змеиная кожа плавает.
— Вот вы какие! — корит ребят Кикимора. — Я к вам с доброй душой. Как лучше хотела. А вы Чем отплатили? Неблагодарные!
Удивился Ванечка — вот это да! Выходит, они с Ленкой еще и виноваты? Чего только в этих сказках не случается!
Выскочила откуда-то Ябедка:
— Тетенька! Сейчас из Стокгольма художественную гимнастику передавать будут…
Высморкала Кикимора покрасневший носик:
— До свиданьица, мои хорошие! Привет родителям! Авось когда-нибудь и свидимся! — и заспешила вслед за Ябедкой.
Дома у Кикиморы Никодимовны все по-прежнему. Светится в углу экран, титры бегут. Ябедка тащит кресло:
— Садись, тетенька…
— Ладно! Нехай ее леший смотрит, эту художественную… — решительно отрезала Кикимора. — Увязывай узлы!
— Куда? — вытаращила девчонка бесцветные глазки.
— В город. К людям ближе. Права была Злючка. Нечего сидеть у болота — ждать погоды. В массы надо идти — в народ. Если б мы Ванечку не похищали, а воспитывали без отрыва от домашних условий, он бы наверняка нашим стал. Ну ничего — на ошибках учатся. Жалко, конечно, насиженное место покидать. Но ничего не попишешь — жизнь заставляет. Надо приспосабливаться к современности…
Торопятся уйти подальше от Черного Болота Ванечка с Леной. Но едва сделали несколько шагов, как слышат — окликает кто-то:
— Девочка! А, девочка!
Оглянулась Лена, а из чертополоха девчонка выглядывает. Волосы спутались, лицо все в зеленой тине, сама почти голая.
— Ой, кто это? — вскрикнула Лена.
— Злючка-Гадючка! Вот кто! — заявил Ванечка.
— Меня так в школе дразнили, — тихо говорит девчонка. — Я к маме хочу. Я пойду по всему свету свою маму искать. Я снова девочкой стала. А змеей меня Кикимора сделала. Но ты сорвала с меня змеиную кожу. Может, я еще и человеком стану. Мне очень хочется стать человеком. Только одеться мне надо. Не во что мне одеться…
— Возьми мое платье! Мне не жалко, — говорит Лена. — Сильно рваное оно, вот что плохо.
— Ничего, сойдет. Я заштопаю. Мне лишь бы маму найти.
Сдернула Лена с себя платьишко, осталась в майке и трусиках.
— Спасибо! — говорит бывшая Злючка-Гадючка. — До свиданья!
— До свиданья! — не очень дружелюбно отозвался Ванечка.
— До свиданья! — сказала Лена. — Ты обязательно станешь человеком. Только не попадай, пожалуйста, под дурное влияние.
Отошли Ванечка и Лена, а Злючка-Гадючка им вслед кричит:
— Меня Таней зовут. Слышите? Может, еще встретимся.
Глава шестнадцатая и последняя, в которой все чуть было не началось сначала
Идут лесом Ванечка и Лена, за руки держатся, как бы ненароком не потерять друг друга. Серафим
