всего четырнадцать.
Надо было пробовать пройти с севера – там глубина достигала девятнадцати с половиной.
Опустела Петровская кошка; всех обитателей переселили в Николаевск и занялись его укреплением. Над одинокой могилкой Кати Невельской завыли штормы, то заливая ее дождями, то засыпая песком и снегами.
Шхуна «Восток», которая должна была помочь «Палладе», все не возвращалась. Оказалось, что начинавшиеся неприятельские действия заставили генерал-губернатора отправить ее из Азии не обратно на помощь фрегату «Паллада», а с экстренными депешами прямо в Петропавловск.
У самого входа в Авачинскую губу шхуну встретил русский бот, который сообщил, что в Петропавловске, по-видимому, уже находится неприятель, так как береговой караул в красных мундирах встретил их ружейным огнем. Шхуне пришлось взять курс на Большерецк, чтобы доставить депеши уже оттуда сухим путем. О появлении неприятеля шхуне удалось сообщить и идущему в Петропавловск «Байкалу», а «Байкал», в свою очередь, должен был принять меры, чтобы как-нибудь перехватить и предупредить шедший туда же «Иртыш»...
Англичане, а за ними и французы на этот раз уже не чувствовали себя в Тихом океане как дома. Враждебно-настороженно смотрели на них океанские берега, беспокоила неизвестность и со стороны Амура. Все шпионские экспедиции и Гиля, и Пима, и Остена и тайные высадки миссионеров, упорно продолжавшиеся целыми эскадрами поиски погибшего Франклина неизменно разбивались о бдительность Муравьева: эти берега для англичан по-прежнему оставались неразгаданной тайной.
В конце апреля команды английского пятидесятипушечного фрегата «Президент» и французского шестидесятипушечного «Ля Форт» во главе со своими адмиралами с любопытством наблюдали в перуанском порту Каллао за спешным уходом русского одинокого сорокапушечного фрегата «Аврора».
Еще накануне успевшие подружиться офицеры всех трех кораблей посещали друг друга, вместе бродили по городку – и вдруг... Уж не получили ли русские сведений об объявлении дойны? Надо, видимо, гнаться за «Авророй» или хотя бы проследить, куда она ушла!
Прошло десять дней. И вот известие о том, что война в Европе идет уже больше двух месяцев! Известие прекратило колебания, но сборы растянулись еще на десять дней. Выступили. Куда же направить путь? Конечно, прежде всего к Сандвичевым островам, к этому тихоокеанскому перекрестку морских путей, – там можно узнать последние новости и решить.
Действительно, здесь ожидала союзников новость: стоявший на якоре русский фрегат «Диана» несколько дней тому назад ушел в неизвестном направлении...
Неприятно... Гнаться за ним? Поздновато, не нагонишь. Зато оба корабля можно надеяться почти наверное застать в Петропавловске, так как ведь деваться им больше некуда! Там, конечно, укрылась вся русская эскадра! Об Амуре и не подумали – закрыт.
Англо-французская армада осторожно приблизилась к Авачинской губе и выслала на разведку пароход с возглавлявшим разведку самим английским адмиралом Прейсом на борту.
Адмирал Прейс слыл старым морским волком. Припрятав английский флаг, он поднял американский, осторожно вошел в бухту и осмотрелся.
Да, англо-французы не ошиблись: здесь спокойно стояли выскользнувшие из рук «Аврора» и «Диаиа». Но где же остальные? Где до отказа нагруженные драгоценными алеутскими мехами корабли Российско- Американской компании?
Прейс был разочарован и смущен. Но в еще большее смущение его привели жерла пушек на нескольких батареях: «Когда же эти черти успели соорудить батарею? Откуда столько орудий?» Опытный глаз адмирала по достоинству оценил проделанную работу и расстановку батарей. Прейс быстро сообразил, что пушки сняты с бортов «Авроры» и «Дианы», и, заметив приближавшееся сторожевое судно русских, приказал дать пароходу задний ход...
В американский флаг никто из защитников Петропавловска не поверил. На следующий день, однако, ожидаемая атака не осуществилась. Прейс застрелился, предоставив расхлебывать заваренную кашу остальным, так как на совете еще накануне вечером он твердо поддерживал предложение участвовавших – атаковать.
Растерянность и похороны, тревожные сведения, полученные от рабочих-американцев о том, что русская эскадра собирается в Петропавловск с большими войсками, – все это заставило с атакой более не медлить: она состоялась через три дня...
Крохотный отряд русских защитников, воодушевленных решением умереть, но не сдаваться, использовал свое преимущество – знание местности – и на выбор расстреливал участников французского десанта, а затем, прижавши французов штыковой атакой к отвесной стене обрывающейся здесь горы, опрокинул их. Французы бросались вниз и сотнями гибли у подножья утеса. Тем временем русские батареи громили растерявшиеся и приближавшиеся на выстрел английские и французские корабли. Беглый ружейный огонь беспощадно косил спешивших к лодкам и сгрудившихся около них людей.
Сильно подбитые метким артиллерийским огнем и накренившиеся на борт фрегаты – английский «Президент» и французский «Ля Форт» – с десятком пробоин в своих подводных и надводных частях бежали из бухты во главе союзной эскадры. Трупы погибших офицеров и солдат десятками выносились в море.
Напечатанное за границей сообщение о том, что взятие Петропавловска не являлось целью набега, подлило масла в огонь: пресса требовала и добилась военного суда и казней неспособных и обнаруживших трусость командиров.
Французский адмирал Депуант, унаследовавший командование союзной эскадрой, был смещен и умер через несколько месяцев... Лондон и Париж продолжали реагировать на позорный разгром очень болезненно.
«Это не несчастье, – вопила пресса, – это пятно, которое необходимо во что бы то ни стало изгладить из книги истории. Больше того, это вина, и даже – преступление».
В довершение, не стесняясь, пресса превозносила доселе неизвестные имена своих русских врагов, военного губернатора Завойко и капитана «Авроры» Изыльметьева, и требовала: «Они имеют право на то, что их имена будут сохранены навеки в летописях флота!»
Торжество горстки победителей было заслуженно и полно, однако было ясно, что враги не преминут вернуться и не остановятся ни перед чем, чтобы раздавить дерзкую горсть смельчаков и найти и уничтожить исчезнувший русский флот.
Тут-то во всем блеске представилось предвидение Невельского: ход событий требовал немедленного (и неосуществимого) усиления отрезанных от страны Петропавловска и Камчатки, такого, которое могло бы противостоять своей силой, снаряжением и запасами соединенному флоту союзников. Муравьев и Завойко воочию убедились, что российскую мощь в Тихом океане хранит не Камчатка, а Амур. Убедились, к сожалению, с опозданием.
Геннадия Ивановича не усыпили успехи петропавловских героев. Наоборот, тревога за их судьбу нарастала с каждым днем, и он стал набрасывать генерал-губернатору донесение.
– Прочти и благослови! – Геннадий Иванович положил перед Катей испачканный кляксами лист.
«Осмелюсь доложить вашему превосходительству, – писал Невельской, – что в случае продолжения войны и в 1855 году скорое сосредоточение в Николаевске всего, что находится ныне в Петропавловске и в Японии, должно, по моему мнению, составлять единственную и главную заботу, ибо если мы благовременно это сделаем, то неприятель, в каких бы то ни было превосходных силах здесь ни появился, нам никакого вреда сделать не может, потому что банки лимана, полная неизвестность здешнего моря, удаление его от сколько-нибудь цивилизованных портов не на одну тысячу миль, лесистые, гористые и бездорожные пустынные прибрежья Приамурского края составляют крепости, непреоборимые для самого сильного врага, пришедшего с моря... При сосредоточении в Николаевске судов, людей и всего имущества Петропавловского порта единственный неприятель для нас, с которым придется бороться, – это мороз и пустыня, но, чтобы победить его, необходимо, чтобы все наши силы были обращены на благовременное устройство просторных помещений и на полное обеспечение из Забайкалья по Амуру сосредоточенных здесь людей хорошим, и в избытке, продовольствием, медикаментами и теплой одеждой... Победивши болезни и смертность от скученности, внешний враг, пришедший с моря, для нас будет здесь уже ничтожен. Прежде чем доберется до нас, он очутится в совершенно безвыходном положении... и, таким
