Дезирэ снова удивилась его проницательности.
— Он рассердится, но я надеюсь, что он не сможет отослать меня обратно.
Рафаэль не нашелся, что сказать, поскольку неожиданно понял, что, будь он на месте брата этой девушки, он бы ее ни за что не отпустил.
А она вдруг почувствовала, что разочарована, но тут же себя одернула. Почему это она решила, что ему небезразлично, останется она в Испании или нет?
Снова наступило молчание. Наконец Дезирэ не выдержала.
— Далеко еще до Бургоса? — спросила она, вставая.
— К вечеру будем там. — Рафаэль тоже поднялся. — Если только не сломается ось или мы не встретим французский патруль.
— Вы не любите французов, сеньор?
— А вы? Я думал, все англичане ненавидят Наполеона.
У Дезирэ упало сердце. Она не нашлась, что ответить. Но Рафаэль уже думал о другом.
— Нам пора!
— Как мне не хочется садиться в эту карету, — со вздохом сказала Дезирэ.
— Вы предпочли бы ехать верхом? — удивился Рафаэль.
— Разумеется. Разве испанские дамы не любят ездить верхом?
— Большинство предпочитают оставаться в каретах… подальше от солнечных лучей.
— У меня есть широкополая шляпа. Мольба, прозвучавшая в ее голосе, заставила Рафаэля сдаться и он скрылся в конюшне и вскоре вышел, ведя на поводу хорошенькую черную кобылку.
— Ах, какая прелесть! — восхитилась Дезирэ.
— Я купил ее в подарок своей сестре Элене.
— А ваша сестра не будет недовольна тем, что я…
— Нет, я уверен, Элена не стала бы возражать.
— Обещаю, что буду очень осторожна, — заверила его Дезирэ и подошла к кобылке.
— Вы уверены, что ничего не забыли? — В глазах Рафаэля блеснул озорной огонек. — Было бы непростительно испортить такой восхитительный цвет лица.
— Ах, да! Шляпа! — Зардевшись от неожиданного комплимента, Дезирэ бросилась к экипажу.
Она была удивлена, обнаружив, что ее чемодан стоит под сиденьем кучера. Неужели он не поместился в багажном отделении кареты?
— Разрешите помочь вам.
Рафаэль достал чемодан, и она вынула из него шляпку — довольно легкомысленное сооружение из тонкой соломки с голубыми шелковыми лентами.
Рафаэль, поставив чемодан на место, начал отдавать распоряжения верховым, а Дезирэ озиралась в поисках какой-нибудь подставки, чтобы сесть в седло.
— Разрешите.
Рафаэль, обхватив ее за талию, легко поднял в воздух и водрузил на элегантное дамское седло — тоже, по-видимому, купленное в подарок.
Чувствуя, что за ней наблюдают, Дезирэ сосредоточила внимание на поводьях. Но маленькая кобылка оказалась смирной, и Дезирэ расслабилась.
— Нравится?
— Вашей сестре повезло.
— К сожалению, у нее не все в порядке со здоровьем.
— Я вам сочувствую, сеньор.
Искренность, прозвучавшая в ее голосе, позволила Рафаэлю предположить, что ей знакомо чувство сострадания.
— У вас в семье тоже кто-то болел?
— Моя мама была много лет инвалидом.
Некоторое время они ехали молча, но это молчание не было тягостным. Дезирэ наслаждалась ездой.
А Рафаэль, убедившись, что она умелая наездница, занимал ее разговорами, удивляясь, что она разбирается во многих вещах не хуже мужчины.
— Никогда бы не подумал, что встречу девушку, которая лучше меня знает повадки форели, — признался он после того, как они обменялись несколькими репликами по поводу рыбалки.
— Надеюсь, вы не из тех, кто придерживается мнения, будто женщинам пристало заниматься лишь вышиванием? — спросила Дезирэ с притворно-скромной улыбкой.
— Я не такой уж ретроград, как вы думаете, мисс Кавендиш. Мой отец был известным ученым, и когда мне было двенадцать лет, мы проехали с ним всю Европу, навещая друзей, с которыми он переписывался. Среди них было несколько весьма умных женщин.
— Вы тогда научились так хорошо говорить по-английски?
— Да. В Европе я вообще обнаружил в себе склонность к языкам. Когда мы вернулись домой, отец нанял мне учителя и я, кроме английского, выучил еще и французский.
— Разве вы не учились в школе? — поинтересовалась Дезирэ, вспомнив, как ее мать была против того, чтобы Этьена отдали в интернат, хотя на этом настаивал сэр Уильям.
— Мой отец считал, что он может дать мне больше. Но потом я поступил в университет в Саламанке.
Именно здесь, в этом древнем центре культуры, Рафаэль проникся идеями либерализма, свободы и равенства. Несмотря на всю свою ученость, его отец был приверженцем старых традиций, свободомыслие было ему чуждо. А Рафаэль жадно интересовался войной американских колонистов, восставших против господства Великобритании.
События последнего времени во Франции взволновали его, но потом он, как и многие другие, с ужасом наблюдал, как попираются идеалы свободы. Поражение тех, кто развязал кровавый террор, и появление Наполеона на какое-то время вселило в него надежду на то, что республика возродится. Но жизнь показала, что корсиканец отнюдь не был поборником свободы.
Когда Бонапарт предал Испанию, Рафаэль окончательно избавился от своих иллюзий. Ему даже стало казаться, что свобода — это несбыточная мечта. Но одно он знал твердо: его народ не смирится с властью иноземного тирана и, если понадобится, будет бороться до своего смертного часа.
Чувства Рафаэля, видимо, отразились на его лице, потому что Дезирэ спросила:
— Жизнь в Саламанке была ужасной, сеньор?
Рафаэль очнулся от своих мыслей и, отрицательно покачав головой, ничего ей не ответил. Он подъехал к верховым и распорядился сделать остановку.
Дезирэ была рада размять затекшие ноги и сделать пару глотков воды из кожаной фляжки Рафаэля.
Когда они вновь пустились в путь, они снова принялись непринужденно болтать, как если бы были старыми друзьями.
Рафаэль, конечно, был аристократом по происхождению, в этом не было сомнения. Накануне его простая одежда ввела Дезирэ в заблуждение, но он, скорее всего, знатен и богат. Впрочем, до всего этого ей не было никакого дела. Ей был интересен он сам, а не его положение в обществе или деньги. Их взгляды во многом совпадали. У них было много общего, и не в последнюю очередь — чувство юмора.
Путешествие подходило к концу. Рафаэль не помнил, когда он чувствовал себя таким беззаботным, что в данных обстоятельствах было даже опасно. Но, может, Бог милует, и именно сегодня они не нарвутся на французский патруль?
— Дон Рафаэль!
Вдали уже были видны крыши Бургоса, когда его окликнул один из верховых.
Рафаэль встрепенулся. Видимо, Бог сегодня решил все же немного пошутить!
— Неприятности? — спросила Дезирэ, загораживаясь ладонью от солнца. Она не знала, что означало облако пыли вдалеке, но уловила тревогу, с которой Рафаэль стал переговариваться со своими людьми.
— Похоже, мисс Кавендиш. Но вы не бойтесь. — Он схватил ее руку и крепко сжал. — Вам не надо
