время праведный Сиф в святилище Адама в богомысленной молитве увидел в полусне-полуяви, как змея, скользя на персях между камнями, подбиралась к задремавшим Еноху и Мелхиседеке. Сиф точно почувствовал гладкий змеиный холодок в руке, пробудился и вооружился теплой молитвой о своих потомках. И те сквозь сон услышали голос Сифа, змеиный гладкий холодок точно скользнул и по их рукам. Енох и Мелхиседека пробудились одновременно. Змея замерла. Люди тревожно осмотрелись.
- Это, должно быть, от жары, - сказала Мелхиседека и опустила голову на теплый камень. Задремал и Енох. А Сиф молился в святилище Адама. И снова Мелхиседека, засыпая, услышала его голос. И проснулась.
- Енох, - разбудила она брата. - Нам пора в путь!
Видя духовными очами, что Енох и Мелхиседека послушали его, Сиф в сердце возблагодарил Бога.
18. Сиф в сердце своем возблагодарил Бога.
- Во время молитвы мне показалось, - сказал Сиф Еве, - что Господь пошлет человека, который укажет путь к потерянному раю.
От неясной тревоги Ева улыбнулась.
- Ты уже пожилой, Сиф, - выдержишь ли такое утомительное путешествие? - Эти слова Ева сказала одновременно со скрипом калитки.
За изгородью послышался сильный мужской голос.
Мафусаил привез гостинцы из города, и Сиф из-за стебля старого розового куста без удовольствия наблюдал, как Ева смешивает в глиняных сосудах муку собственного помола с мукой каинитов. Мафусаил, розовый, оживленный, добродушный, молчаливо-серьезный великан, подтаскивал к закромам полные мешки из грубой шерстяной материи. Из ручья, протекающего через двор, ослы шумно хлебали воду.
- Сиф, у меня хорошие вести, - сказал Мафусаил, отряхиваясь от муки.
'Хорошие вести... из города?' - Сиф строго посмотрел в глаза Мафусаилу.
- Вернулся отец мой Енох!
Ева и Сиф коротко переглянулись.
- Он говорит, что вернулся от ангелов.
- Воля Божья, - сказал Сиф и прикрыл ладонью глаза. Их ломило от радости.
Ужинали во дворе, сидя на плоских кожаных подушках под открытым небом. Ева поставила на скатерть-циновку кисель из простокваши и меда, положила холодные лепешки из пресного теста, густо и сладко пахнущие финики.
- Сиф, - сказал Мафусаил, взяв с циновки лепешку. - Она подгорела с одной стороны. Я купил у каинитов железный лист...
'Какое страшное словосочетание, - подумал Сиф. - 'Железный лист'. Только язык каинитов...'
- ...И теперь наши лепешки не будут пачкаться в золе.
Сиф кивнул. Его жена выпекала лепешки в золе, накрыв их глиняными горшками, и лепешки тоже не подгорали. Но Сиф промолчал. Ради совести. Совесть же разумел не свою, а Мафусаила. Сиф ждал, когда тот заговорит о Енохе. Но не торопил Мафусаила, спросил из вежливости:
- Не оскорбляют ли тебя каиниты, Мафусаил?
- Сейчас не те времена, Сиф. Тувалкаин запретил наносить обиду сынам Божиим: он - мудрый человек!
'Тувалкаин хитер', - мысленно ответил Сиф, с мучительным нетерпением ожидая рассказа о Енохе. В задумчивости Сиф чертил на песке веточкой какие-то знаки. 'Твоя борода ухожена, Мафусаил, а волосы слегка пострижены', - думал Сиф, выводя на песке знаки.
- Я не знаю ритуалов каинитов, Мафусаил, но при общении с ними наша вера умаляется по этому закону.
