Время колесниц

пороги по пути на нерест, Эдан прыгнул в сторону, плюхнувшись в воду левым боком. Страшное копьё врезалось в воду в том самом месте, где он находился за мгновение до того; пока Брес с руганью выдёргивал своё оружие из песчаного дна, Эдан имел возможность спокойно встать и натянуть болтающийся на груди шлем.

Витязь вновь пошёл в атаку: высоко вздымая колени, он неуклюже подбежал по воде к нашему герою. Времени на то, чтобы выбраться на берег, уже не оставалось. Брес ударил во второй раз; Эдан не имел бы шансов отпарировать атаку столь сокрушительной силы, но чудесный пояс Гофаннона помог ему. Меч и древко из чёрного дерева сшиблись в воздухе; Брес стремительно обвёл кончиком своего оружия клинок и выбросил копьё вперёд, метя жрецу Бринна прямо в горло. Тот уклонился и в свою очередь контратаковал коротким режущим движением снизу вверх. Его меч также не достиг цели, ловко отведённый в сторону средней частью древка.

Соперники обменялись серией стремительных ударов, настойчиво целя друг другу в лицо — столь велико было их ожесточение.

— Я убью тебя, кто бы ты ни был! — прохрипел Брес. Наконечник его копья раз за разом поражал пустоту.

— Попробуй! — лаконично отвечал Эдан, сосредоточившийся на попытках перерубить древко. Даже удевятерённая поясом сила атак не приводила к сколько-нибудь ощутимому результату — он не раз состругал с него стружку, но твёрдое дерево не хотело поддаваться.

Брес же, хотя и не обладал чудесным поясом силы, из своих двухсот шести лет жизни сто девяносто девять посвятил совершенствованию в воинском искусстве. Столь почтенный срок, наполненный суровым и подчас жестоким учением в семье старшего из Братьев не мог пройти бесследно. Эдану пришлось признать, что его противнику нет равных: мастерство Бреса, закалённое в бесчисленных битвах, стало самим совершенством. Уплощенное жало копья сверкало подобно молнии; движения витязя, несмотря на окружавшую бойцов воду, были быстры и отточены. Постепенно Брес и Эдан вышли, сражаясь, на середину горной реки. Здесь вода почти достигала их бёдер и быстрое течение угрожало снести человека на острые, торчащие из воды камни при одном неловком движении.

Эдан обратил внимание на то, что противник немного подустал — его движения стали более затянутыми, потеряв былую упругую жёсткость. Воспользовавшись этим, молодой жрец внезапно перехватил свободной от меча рукой древко Бресова копья. Тот попытался стряхнуть запястье резким рывком в сторону, но безуспешно. Меч Эдана, сверкнув на солнце, тотчас нашёл уязвимую зону, проскочив параллельно копью к плечу витязя. Удар непременно достиг бы цели, но Брес защитился... захватив вражеский клинок голой рукой в одной пяди от собственной шеи. Эдан почувствовал, что пальцы, сомкнувшиеся на древке чёрного копья, будто бы опалило огнём. Наконечник его засветился багровым. Наш герой решил не выяснять, какую именно магию применил его могущественный оппонент, а попросту двинул последнего локтем правой руки в челюсть. Вероятно, в эту минуту Брес пожалел об оставшемся под обвалом шлеме: его голова безвольно мотнулась, и витязь погрузился в бурлящую вокруг поединщиков воду. Добить его Эдан так и не успел: река уже несла бесчувственное тело вниз по течению. Раз плечо и ладонь с зажатым в ней копьём показались среди белых бурунов, окружавших чёрные камни, и тело вновь исчезло из виду.

«Может, хотя бы на этот раз я его прикончил? — прикидывал жрец бога Бринна, выбираясь из злополучной речки на сухой берег. — Подумать только! И все эти мучения — ради какого-то куска нефрита!»

— Скорее всего, Брес жив! — заявил как бы в ответ на его сокровенные мысли меч. — Займись-ка делом — вытри меня насухо! Так и заржаветь недолго!

— Не раньше, чем вылью воду из своей обувки! — отрезал Эдан. — Так и простудиться недолго!

Отложив говорливый меч в сторону, он уселся на обломок скалы, снял поножи и начал развязывать пропитанные водой обмотки. Вся его одежда промокла, а сам он посинел и дрожал от холода после невольного купания в проклятой реке. Ко всему прочему ныли ссадины и ушибы, полученные при падении, — словом, настроение у нашего героя было хуже некуда.

— Настоящий воин прежде всего думает о своём оружии, а только потом — о себе самом! — наставительно произнёс говорящий клинок после недолгого молчания.

— Да кто ты такой, чтобы меня учить? Что же это такое происходит?! Того гляди скоро моя колесница, шлем или щит начнут давать полезные советы!

— Я же говорил тебе — я не всегда был мечом.

— А кем же, разрешите полюбопытствовать?

— Человеком, таким же как и ты, Эдан. Жрец Бринна извлёк своё оружие из заплечных ножен и недоуменно уставился на него:

— Ты? Человеком?! Кто же это тебя?.. Карикатурное личико между спиралями навершия нахмурилось:

— Давняя история. По представлениям одного колдуна легче всего изготовить одушевлённое оружие, вложив в него разум живого человека. К сожалению, ему под руку попался я.

— Ты хочешь сказать, в лежащей передо мной железяке запрятана твоя душа?

— Не совсем так. То, что обычно называют человеческой душой, или по крайней мере самая важная её часть, уже давно отправилась в царство мёртвых. Висит сейчас, бедняжка, на ветке Мирового Древа... Л может быть, переродилась в другом теле... В этой «железяке» осталась только индивидуальность — воспоминания, эмоции и прочее. Во всяком случае, так мне объяснил мой первый хозяин. Старик считался большим специалистом в своей области, так что нет причин ему не верить. Души в твоём понимании у меня нет, но от этого, знаешь ли, не легче...

— Извини. Я не знал... — Эдан тщательно протёр не подававший больше голоса меч и поместил его обратно в ножны. Пора отправляться в путь.

Отмеченная на бронзовой карте тропа, которая ввела вверх по обрывистым скалам ущелья, оказалась весьма трудным и опасным путём. Местами она была полностью разрушена осыпями; выветрившиеся и подмытые во время дождей потоками воды камни норовили выскочить из-под ноги зазевавшегося путешественника. То и дело приходилось взбираться на отвесные карнизы, а усталость, тянущий вниз вес оружия и полное отсутствие необходимого снаряжения вовсе не облегчали подъем.

Восхождение заняло почти половину дня; к его концу наш герой совершенно вымотался. Тяжело дыша, он преодолел последний уступ и выбрался на ровную поверхность — средних размеров скалистое плато. Здесь он рухнул без сил на камни и проспал около часа, не обращая ни малейшего внимания на пламенные призывы говорящего меча двигаться дальше.

Эдан проснулся на закате. Нависшее над ним высокое небо казалось огромной вогнутой чашей, западный край которой полыхал багровым светом; на востоке и в зените зажглись первые звёзды. Вытряхнув из туфель набившийся в них песок и мелкие камешки, он зашагал по направлению к святилищу Ллира. Впереди его поджидал неприятный сюрприз — большую часть плато занимало высокогорное болото. Кишащая мошкарой и разнообразными ползучими гадами, затянутая бледно-зелёной ряской унылая равнина окончательно вывела его из душевного равновесия. Посылая проклятия по адресу Фехтне, всей троицы Старых Богов и их Племён в целом, жрец Бринна т'Ллеу тащился по колено в холодной стоячей воде, с трудом выдирая ноги из противно чавкающего ила. Из непонятно как выросшей здесь чахлой осины он вырубил себе длинную вагу. Несмотря на эту предосторожность, Эдан всё же пару раз окунулся по грудь в предательски скрытые под слоем тины ямы, до краёв наполненные вонючей чёрной жижей. Воздух в окрестностях был пропитан запахами сырости и гниения. Вода из маленьких ручейков, текущих с ледников у двойной вершины Синей, годами скапливалась в котловине, образуя чудо природы — трясину, против всяких правил расположенную высоко в горах.

К утру чёрный от грязи жрец ступил на твёрдую почву. Впереди его поджидало узкое ущелье, через которое в далёком прошлом был выстроен указанный на карте мост.

— И кому могло прийти в голову возвести святилище в таком месте? — ворчал наш герой, безуспешно пытаясь привести в порядок свою одежду, или, вернее, то, что от неё осталось.