невозможно.
– А ты знал, что Гаврюша раньше снимался в порнофильмах?
– Нет. Откуда?
– Ну, помнишь, ты спросил: «Где я его мог видеть?»
– Нет, точно не там, – сказал я, подумав, – Я бы запомнил.-
Чай я допил. На дне осталось болотце заварки. Ладони еще ощущали тепло стакана.
– Тебе пора спать, – сказала Василиса, – идем, я тебя проведу в комнату.
Мы вышли из гостиной, свернули налево к лестнице. Там я увидел еще одни ступеньки, ведущие вниз.
– А там что?
– Там – бункер. Когда покойный отец Хозяина впал в маразм, то стал бояться атомной бомбы. Вот Хозяин для его спокойствия и выстроил бомбоубежище – там дедуля и скончался. Говорят, у него пол-лица было обожжено, как яблоко печеное… Но это все еще давно, до меня было.
Наверху Василиса показала мне мою спальню. Небольшая комната с кроватью и телевизором. Похоже на маленький номер в трехзвездночной гостинице.
– Спокойной ночи, – сказала она.
– И тебе, спокойной, – сказал я.
Не раздеваясь, я лег на кровать. Напротив меня тикали деревенские часы с кукушкой, по ним я засек время. Чуть ниже размещалась репродукция Тулуз-Лотрека. Сидящая на кресле проститутка, натягивала колготы. Даже здесь не обошлось без уродов. Уродство – отдыхающая красота. Так, кажется, писал Жене.
Я включил телевизор. В особняке была спутниковая антенна. Нажимая кнопки на пульте, нашел кабельный канал мадридского «Реала». Шла трансляция вечерней тренировки. Отсюда, из Червоного Гая, Рауль, Фигу, Роберто Карлос, Зидан, Рональде» и Бэкхем казались инопланетянами.
Прошел час. Я поднялся с кровати и оставил комнату. Дверь спальни Василисы была напротив. Я вошел туда.
Василиса бодрствовала. Она сидела на постели в ночной рубашке, поджав под себя ноги. Смотрела на меня.
– Привет, – сказал я, – вот, не спится.
– А ты отчаянный, – сказала Василиса и стянула с себя рубашку.
Утром, на рассвете, я, как и было оговорено, без приключений покинул особняк. Добрался до оливковой рощи, а оттуда двинулся на север по лесополосе. По одну сторону посадки тянулась пашня, а с другой – смоченный росой луг. На лугу паслись овцы. Они были пугливые, как персы при Марафоне.
VI. Платок
На дверной ручке подъезда туго завязан льняной платок с зеленым узором. Какие-то ромашки. Вот, еще кто-то. Не я.
U. Экстраполяция
Мы шли по улице Старого Города. Я и Леня. Свернули в темный короткий переулок с красивыми домами начала прошлого века. Прошли еще совсем чуть-чуть и оказались в районе Университета. Надо же, подумал я. Всю жизнь провел в Старом Городе, а этой короткой дороги не знал. Как дурак, ездил в Университет каждый день на трамвае…
Вдруг с верхнего этажа квадратного дома вылетело желтое пианино и разбилось о мостовую.
– Пианино выбрасывают – потому что радиация? – спросил я у Лени.
– Нет, – ответил он. – Просто выбрасывают пианино. Радиация не причем.
Снова раздался шум. Из другого дома поменьше, тоже вылетело пианино и разбилось. Потом еще одно, и еще. Умирая, музыкальные машины, издавали долгий, тоскливый и протяжный звонок. Я закрыл голову руками, опасаясь, что неосторожный клавишный инструмент размозжит мне череп. Опять звонок. Раз. Два. Три. И еще звонок…
VII. Винтовка
Меня разбудил звук электрического звонка. Звонили настойчиво. Я не вставал, не шел к двери. Сначала думал – уйдут. Потом решил, что если встану и открою, то все равно уже никого на лестничной площадке не увижу.
Наконец, я поднялся, натянул шорты и, шаркая, поплелся к двери. Щелкнул замок. На пороге я увидел милиционера. Молодой парень, года на два меня младше. Его синяя форма по цвету не отличалась от неба за окном.
– Можно войти? – спросил он и показал удостоверение.
– Проходите, – сказал я.
На кухне я усадил милиционера на табурет. Сам сел на подоконник.
– Вы знаете, что ваш сосед из пятой квартиры умер? – начал Наливайко.
– Да… То есть, нет. Я видел платок на ручке подъезда. Когда это случилось?
