месте — на стене, где мы начали отмечать, как удлиняются косточки у Исузу. Несколько штрихов-меток уже остались позади, и я сказал ей, что к тому времени, когда ей будет столько же лет, сколько мне, она будет задевать макушкой луну.
Она уже хихикает, и я уже благодарю Господа.
Сегодня вечером, глядя на календарь, я обнаруживаю нечто новое. Или, если разобраться, нечто очень старое. Одно из чисел Исузу окружила звездами. Это не день ее рождения — он был несколько месяцев назад. И не Рождество, оно было еще раньше. Но учитывая, что каждый из этих дней отмечен…
Это праздник, но праздник, на который изготовители календарей перестали обращать внимание, словно он уже не представляет интереса даже с точки зрения истории. Забытые праздники, праздники живота или смерти, вроде Дня Благодарения или Пасхи… Что-то подсказывает мне, что в норе семейства Кэссиди этот праздник не забывали — может быть, по политическим убеждением, а может быть, из солидарности со всем тем, что умирает и будет съедено. Или, может быть, это был просто повод уничтожить часть запасов шоколада, который они похитили перед побегом.
— У-у-у!
Это Исузу. Она подкралась ко мне сзади, пока я стоял и считал, сколько дней осталось до того дня в конце октября. Обернувшись, я вижу, что она стоит у меня за спиной, на голове простыня с прорезанными отверстиями для глаз.
Я щелкаю пальцами.
— День Ку-клукс-клана! Конечно!
— Хм?
— Шутка.
Она таращится на меня через отверстия в простыне, снова не понимая, что такого смешного сказал Марти. К счастью для меня. Прекрасно. Предоставьте мне выбирать, какой из фрагментов истории предать забвению — ку-клукс-клан или Хэллоуин — и я во мгновенье ока поставлю горящий крест на одном из этих пунктов… догадайтесь, на каком.
— Неудачная шутка, — говорю я, не столько ей, сколько самому себе.
Тем не менее…
Возможно, граждане с достаточно высоким уровнем вампир-корректности не увидят большой разницы между ку-клукс-кланом и Хэллоуином. И тот, и другой знаменует собой нетерпимость, скажут они. И тот и другой пользуется штампами. И тот, и другой обвиняет во всех бедах то, что не понимает. Вот по какой причине — равно как из-за неуместности таких составляющих, как «дети» и «смерть», — Хэллоуин был исключен из календаря.
Хорошо… из всех календарей, кажется — кроме моего.
Я смотрю на Исузу в ее жалком старомодном костюмчике.
— Так ты п-п-п-призрак?
Я запинаюсь, моя трепещущая рука прижата к груди. Она кивает. Сквозь простыню просачивается хихиканье.
— А что ты сделал с Исузу? — вопрошаю я.
— Мы выпили ее кровь, — объявляет Исузу, ошибаясь не только с типом немертвых, к которому она себя относит, но и с выбором местоимения.
Вероятно, мне стоит об этом побеспокоиться — и я собираюсь об этом побеспокоиться… когда- нибудь. Пока же главное, что меня беспокоит…
Как? Как мы должны праздновать Хэллоуин? Предполагается, что мы должны сделать нечто особенное. Как это сделать, если в нашем мире, можно сказать, изо дня в день празднуют один длинный, монотонный Хэллоуин?
Как ее мать решала эту проблему? Понятно, что всевозможные прогулки от двери к двери, шутки и угощения исключаются. Так может быть, все просто? Простыни с дырками для глаз, «у-у-у!», немного несвежего шоколада, шутливые подзатыльники и «Счастливого Хэллоуина, детка?» Вот и все художества?
А как насчет тыквы?
Помнится, тыквы играли во всем этом важную роль, но кто теперь выращивает тыквы? Насколько мне известно, тыквы нам больше не нужны — поскольку отпала нужда в тыквенных пирогах и прочем. И где прикажете брать тыкву?..
Я смотрю на календарь. Две недели? Я не могу вырастить тыкву за две недели.
Я смотрю на Исузу. До Хэллоуина еще целых две недели, а она уже окружила эту дату звездами. Она уже надела маскарадный костюм. Это один из праздников, до которого считают дни. И это означает «Большой Праздник». Это означает «Ожидание».
Так что же они делали — Исузу и ее мама — в эти две недели перед Хэллоуином? Возможно, мне бы следовало спросить. Но если я спрашиваю, значит, я не знаю, и это означает сбой родительского инстинкта и незнание вещей столь базовых, что это ставит под сомнение все остальное.
И я не спрашиваю. Я подключаю воображение. Я заполняю пробелы. И вот что мое воображение подсказывает.
Небольшое представление в костюмах, немного мелкого вандализма, добавленного с чувством меры. Шутки и угощения… Я представляю, что говорит мама Исузу во время последней остановки, прежде чем вскрыть отмычкой или сбить кирпичом замок, за которым находится некое действительно потрясающее место. Например, зал для лазертага.[41] У нас есть и такое. Фактически мы получили больше, чем можем использовать. Вампиры обожают «лазерные салочки». Это позволяет заполнить пустоту, которая осталась после того, как отпала необходимость охотиться. И я могу представить их — Исузу и ее маму: они запускают дымовые машины и ультрафиолетовые прожектора, надевают жилеты со светящимися метками, проверяют свои лазерные пистолеты. Я представляю дочь, преследующую мать, мать, преследующую дочь. Они взбираются по скатам, прячутся за листами фанеры, сердца разгоняют их старомодную кровь по венам, у которых есть срок годности. Я представляю, как стереохихиканье будит повсюду эхо, а красные нити лазерных лучей прорезают затуманенный воздух.
— Ой, ты в меня попала!
— И ты в меня!
Больше смеха. Больше веселья, чем у нас с Исузу когда-либо было…
Они украли свечи из магазина хозяйственных товаров, чтобы натереть окна воском. Они разрезали рулоны бумажных полотенец пополам или на три части и бросают их, похожие на длинные вымпелы, в когтистые ветви непокрытых листвой деревьев. У них есть несколько яиц дикой утки, которые они нашли летом и так и не съели на завтрак, приберегая для этого дня. Сейчас они как раз дошли до кондиции и пахнут, как дерьмо, когда разбиваются, образуя жидкие звездочки на окнах — о, эти окна того заслуживают! — в тех местах, где есть окна, которые можно разбить.
— Получайте, кровососы!
— Ага, вот вам еще!
— Хороший бросок, детка.
Исузу краснеет, хихикает, достает еще одно тухлое яйцо из своего мусорного мешка, полного провизии.
Что касается удовольствий… есть несколько плиток шоколада, припрятанных, сохраненных специально для этого случая. А еще будут самодельные конфеты. Леденцовая карамель из кленового сахара — мама Исузу выпаривала его из собственноручно собранного сока. Также есть мед, стоивший опухоли, которая еще не спала… но он действительно того стоит — потому что вы выступаете в качестве фактора появления улыбки.
Яблоки из заброшенного сада.
Варенье из диких ягод, разлитое по банкам еще летом.
Кекс с цукатами и орехами, который фактически пережил человечество — подтверждая худшие подозрения ненавистников кекса с цукатами и орехами всего мира.
И затем, позже, по возвращении в нору — когда приходит конец шалостям и сластям — они тихо-тихо говорят друг другу: «У-у-у!» А потом сворачиваются клубочком и засыпают, в то время как остальная часть
