– А отрицательный заряд создается в Марианской впадине! Сочетание соли и давления, как в электролитах! Вырабатывается электрический ток, но только очень, очень слабый!
Тут-то, наконец, удалось старшине Илье Кучину победить строптивую летающую машину. «Боинг» снова лег в горизонт, равномерно заработали двигатели, выводя авиалайнер на прежний курс. Курс – на родной Петербург, по следам недобитого фашиста [135].
– Понял! – радостно захохотал Кучин. Будто гору свернул… нет, не гору: просто спас самолет, пятьдесят чаровниц, а заодно и весь мир. – Слабый ток – ерунда! За сто лет накопится достаточно… А провода скрыты в рельсах Транссибирской железной дороги!
Тут засмеялся и Валера Зыкин. Вместе они разгадали Тайну Тихого океана!
– А энергия накапливается в свинцовых заграждениях китайских урановых рудников! – поддержал он смехом товарища.
– А если теперь этот аккумулятор разрядить!..
– Поменять полюса!..
– Замкнуть провода!..
– С помощью шпор на сапогах!..
– То ток пойдет в обратную сторону!..
– Погодное оружие!
– Дай пять!!!
И друзья ударили по рукам.
– Слава Богу, что не понадобился самодопрос третьей степени!
Глава 17. Здравствуй… Новый год!
– Ветер, скорость которого достигала двухсот километров в час, принес разрушения практически во все страны Западной Европы. Сотни рек вышли из своих берегов. Из-за наводнения больше всего пострадала Бельгия. Там под водой оказались десятки деревень, жители которых были срочно эвакуированы. В эти минуты ураган еще продолжает бушевать в Восточной Германии, но его сила постепенно идет на спад.
Проливные дожди с ураганным ветром бушевали в течение последних двух суток во многих странах Западной Европы, что привело к гибели более шестидесяти человек. Ураганный ветер разрушал дома, вырывал из земли деревья, из-за чего произошло множество дорожных происшествий, – вещал телевизионный диктор, а телевизор для пущей убедительности транслировал то торчащие из воды дорожные знаки, то поваленные деревья на фоне Эйфелевой башни.
Лидия Матвеевна с трудом оторвала взгляд от экрана и с пущей энергией стала размешивать оливье в тазике.
– Сильнее всех пострадала Франция, где погибло более тридцати человек. Рождественская неделя оказалась для французов вовсе не праздничной. Ветер срывал крыши с домов, валил деревья и линии электропередачи: больше миллиона французских семей остались без света. В одном из городков крышу церкви унесло в тот момент, когда прихожане слушали проповедь. Два человека погибли, когда в доме, где семья собралась на рождественский обед, рухнула крыша. Французская столица выглядит весьма неприглядно. Тротуары и мостовые Парижа завалены сучьями, сорванными вывесками и битой черепицей. Досталось и зданию российского посольства. К счастью пострадавших среди наших сограждан не было…
Алексей Константинович вышел из ванной, выпячивая повязанный галстук и за версту воняя одеколоном для маскировки, поскольку не утерпел и тяпнул рюмашку до прихода гостей. Вышел и тут же был пущен в оборот. Лидия Матвеевна выставила перед Алексеем Константиновичем банку сардин, которую следовало открыть, и буханку хлеба, который следовало нарезать. И тут в дверь требовательно позвонили.
– Семенцовы? – предсказала супруга, – Рановато. Будет кому помочь накрыть на стол. Иди, отпирай, – а сама понесла на стол хрустальную селедочницу и вазочку с хреном.
Как был, с кухонным ножом в руке, Алексей Константинович зашаркал домашними тапочками в прихожую и справился с замком одной рукой.
– Алексей Константинович Мазин? – сумрачный субъект сунул ботинок в дверь, чтоб разговор не прервался раньше времени.
– А в чем собственно дело?
– Сотрудник отдела кадров Санкт-Петербургского музея артиллерийских войск?
– А с кем имею честь?
Тут незваный гость заметил в руке Алексея Константиновича нож, профессионально ловко выдернул хозяина из дверного проема на лестничную площадку, хитрым приемом выбил оружие, заломил руку и, зажав рот, поволок Алексея Константиновича вниз по ступеням.
Улица встретила пленника порывом ледяного, кусающего за босые пятки в отслаивающихся тапочках ветра. Унижение пленника не видел никто из соседей, зато во всей красе наблюдал водитель черной «Волги», куда Алексея Константиновича бесцеремонно втолкнули на заднее сидение к равнодушно сосущему сигарету гражданину. Тощему, сутулому, с круглыми зелеными глазами, с большими оттопыренными ушами, в нелепой куртке до колен, лысому, как попка… Чтоб пленник не рыпался, с другой стороны его подперли еще одним седоком, а конвоир устроился на переднем сидении рядом с шофером, и «Волга» [136] резво рванула в арку.
– Алексей Константинович Мазин? – сурово спросил лопоухий, теряя взгляд где-то впереди, будто сейчас больше всего опасался дорожно-транспортного происшествия, – Расскажите-ка нам, Алексей Константинович, какое вы имеете отношение к принятию на должность начальника финансовой службы музея гражданина Штольца Германа Юрьевича?
– Я?..
– Не отпирайтесь. По нашим безупречно достоверным сведениям именно вы свели Штольца с директором музея.
– Ни сном, ни духом!
– Может быть, гражданин Мазин, вы станете утверждать, что совершенно не причастны и к внедрению в бухгалтерию музея граждан Петрушкинд и Фон Тишина?
– Это вообще не моя компетенция!
– Значит, и к заключению договора подряда с охранным агентством «Норд» вы не имеете никакого отношения? И – с турецкой строительной фирмой «Сезам инк»?
– Ни сном, ни духом. Это все Штольц!
– А как вообще у вас, гражданин Мазин, с общечеловеческими ценностями? С чувством долга, с патриотическим мировоззрением, с любовью к Родине?
– Я – с сорок девятого года! – стал хватать губами першащий воздух Алексей Константинович.
Вонючий табачный дым колол ноздри Мазина. Ноги в тапочках, не смотря на стужу, прели от гаденького страха. Встречная машина осветила фарами лица окружающих, суровые и недоверчивые это были лица.
– Гражданин Мазин, вы будете запираться и утверждать, что не замечали ничего подозрительного во внутримузейной работе?
– Почему же? Мне многое не нравилось. Эти неожиданно свалившиеся спонсоры… Я не верю в бескорыстность меценатов, особенно если они – иностранцы.
– И в силу каких же тогда причин, вы, гражданин Мазин, как патриот, как «с сорок девятого года», наконец, как простой и честный россиянин, не сигнализировали о своих подозрениях куда следует?
– Мне не хватало фактов, я боялся, что меня не станут слушать!
Тревожно морзянили светофоры на Литейном проспекте. Поземка придиралась к редким прохожим. Литейный мост скупо освещался сиреневыми льдинками фонарей. «Волга» бесшумно затормозила у главного подъезда хмурой громадины Большого дома.
– Нет уж, мы вас внимательно выслушаем, гражданин Мазин, – процедил лопоухий.
Пленника подхватили под руки и чуть ли не понесли внутрь самого серьезного здания в Петербурге. Гражданин Мазин не успел опомниться, как оказался в огромном, выстуженном, будто отказали батареи, кабинете, прокуренном, аж глаза щипало. А еще пленника слепил болезненно яркий после сумрачных улиц
