предварительно сняв с него продолговатую кожаную флягу. Подрагивающими пальцами он с трудом вытащил из горлышка фляги хорошо притёртую деревянную пробку и от души напился кипятком, слегка разбавленным ямайским ромом.
Тем временем швед разрядил пистолет, зажал в ладони его длинный ствол и принялся размеренно постукивать пистолетной рукоятью по узкому бруску, завёрнутому в серую тряпицу.
Через несколько минут Йохансен развернул холстину и охотно пояснил:
— Это моё личное изобретение! Слоёный «пудинг» — из тонких ломтей копчёного китового языка и в меру жирного моржового мяса. Язык и мясо чередуются, всего таких слоёв — порядка двенадцати. Если этот продукт хорошенько отбить, то — сам не знаю почему — совершенно пропадает гадкий рыбий привкус. Создаётся впечатление, что вкушаешь копчёный филей благородного оленя из европейских лесов, правда, немного жирноватый…. Присаживайтесь, господин командор, к столу! Сейчас я нарежу «пудинг» на порционные куски и организую чай. Спасибо мадам Гертруде, которая на Тайване закупила достаточное количество качественной чайной травы…
Егор достал из вещмешка свои нехитрые дорожные припасы: два широких морских сухаря, пропитанных оливковым маслом, квадратную фарфоровую коробочку со слабосолёной икрой нерки, толсто нарезанные ломти копчёной бобрятины. Йохансен принёс от костра котелок с уже заваренным чаем и ещё один берёзовый чурбакстул для Егора.
Трапеза удалась на славу. Они от души воздали должное местным экзотическим яствам, прихлёбывая ароматный чай из маленьких оловянных стаканчиков и вежливо обмениваясь мнениями о погоде.
Потом, по устоявшейся традиции, пришло время курительных трубок. Йохансен с удовольствием выдохнул ароматную струю дыма и, хитро прищурившись, высказался — неожиданно бесхитростно и прямо:
— Напрасно, сэр Александэр, вы на меня так косо посматриваете и подозреваете во всех смертных грехах. Напрасно! Что, будите отрицать, что подозреваете?
— Да что там, не буду! — также бесхитростно ответил Егор. — Но почему, собственно, напрасно? Считаете, что нет повода?
Швед задумчиво подёргал себя за длинный чёрный ус и кисло усмехнулся:
— Почему — напрасно? Да хотя бы потому, что я и сам ещё толком не определился — чего хочу от жизни. Раньше както не задумывался об этом, всё шпагой махал, да палил из пистолета. А вот теперь…. Не знаю я, что, собственно, теперь! Что буду делать через год, через два, через три, через пять? Где и как встречу свою неожиданную старость? Ведь старость — для благородного странствующего кавалера — всегда нежданна…. Ничего не знаю, честью клянусь! Столько вариантов открылось передо мной — за время нашего совместного плавания…. Может быть, я стану вашим лучшим другом, а, быть может, и совсем наоборот…. Ладно, высокородный господин командор, давайте собираться. Пора в дорогу! Кстати, и дождик перестал. Костра мы тушить не будем, наоборот, подбросим в него ещё дровишек. Уже совсем скоро подойдут наши соратники. Пусть отогревают над жарким пламенем свои благородные замёршие ладони…
На привале они провели почти сорок минут, но остальные путники так и не появились.
«Ничего тут странного нет!», — объяснил внутренний голос, любящий поразмышлять на досуге. — «Просто на лицо — разные походные принципы. Первый из них гласит: — «Короткие переходы и короткие остановки!». А второй, наоборот, поучительно утверждает: — «Длинные переходы и длинные же привалы!». Судя по сегодняшней конкретной ситуации, второй принцип гораздо более верный и действенный. Оно и понятно: каждая последующая остановка на отдых всегда по факту оказывается длиннее, чем предыдущая…».
Йохансен и Егор по перекидному мосту перебрались через широкую расщелину, рядом с тем местом, где шведский гренадёр, неожиданно сошедший с ума, и охотник, благородно бросившийся ему на помощь, сорвались в бездну.
«Да, тернист и скорбен путь — за сокровищами земными!», — пафосно высказался легкомысленный внутренний голос.
Второй привал они сделали, уже перевалив через Чилкутский перевал, отойдя на полмили вниз по склону от ритуальной площадки атабасков. На этом переходе Егор почти не отставал от здоровяка Йохансена, чем и гордился.
«Не стоит, братец, надуваться мыльным пузырём!», — посоветовал ему хладнокровный внутренний голос. — «У шведато груза — в общем объёме — будет поболе! Килограмм так на десятьдвенадцать…».
На месте второго привала тоже имелся высокий и крепкий навес, под которым были сложены сухие дрова и толстые берёзовые чурки, игравшие в походной жизни роль мебели.
— Вы очень предусмотрительны, капитан! — сбросив свою ношу на землю и слегка отдышавшись, одобрил Егор: — И мосты — через реку и пропасть — построены, ещё вот эти высокие навесы…
— Что есть, то есть! — криво улыбнулся Йохансен. — Предусмотрительность — отличительная черта всего нашего семейства!
«Предусмотрительность может победить — только ещё более предусмотрительная предусмотрительность!», — тут же заявил предусмотрительный до нельзя внутренний голос. — «Прикажете теперь ждать, пока эта усатая и наглая морда определится, кто он таков из себя: подлый враг или надёжный друг? Дудки! Пусть беспечные дурачки маются глупыми и долгими ожиданиями! Есть ли у вас план, мистер Фикс? Да, ладно, не обижайся, братец! Я же знаю, что план у вас с Александрой Ивановной имеется. Вполне даже дельный и реалистичный…».
Отдохнув и плотно перекусив, они снова тронулись в путь.
— Это последний переход на сегодня! — сообщил Йохансен. — Часа за два с половиной мы дойдём до палаток и приготовим ужин на всю честную компанию. Ну, что, сэр командор, готовы? Тогда — форверст! Как вы любите выражаться…
Завершающая треть маршрута далась Егору непросто. Уже через час он начал заметно отставать и постепенно полностью потерял шведа из вида.
«А всё эта дурацкая лучковая пила! — принялся ныть смертельно усталый внутренний голос. — «Оставь ты её, братец, вон под тем кустом, гдё уже лежит чугунная печная дверца, брошенная кемто ранее. Не хочешь расставаться с пилой? Тогда избавься от этих тяжеленных топоров! Ну, хотя бы от одного…».
Естественно, Егор ничего из груза не бросил на тропе, а просто сделал незапланированную остановку, присев на подходящий камень и прислонив вещмешок к вертикальной скале. Немного отдышавшись, обтерев пот с лица и глотнув кипятка с ромом, он решил продолжить маршрут.
«Куда ты так торопишься, братец?! — взмолился беспомощный внутренний голос. — «Посиди ещё минуты тричетыре, наберись сил! Ну, пожалуйста…».
Понимая, что эти тричетыре минуты могут незаметно превратиться в десятьдвенадцать, Егор, скрипнув зубами, поднялся на ноги и медленно двинулся по тропе…
Каждый шаг давался ему с трудом, противно и болезненно ныли плечи и икры ног, в ушах безостановочно стучало (сердце?), весь организм опутала предательская слабость, в голове протяжно гудела безысходная пустота — без единого следа маломальски разумной мысли. За первой остановкой на кратковременный отдых последовала вторая, за второй — третья…
Иногда между этими минипривалами Егор проходил всегото сто пятьдесят — двести метров: взгляд непроизвольно останавливался на удобном берёзовом пеньке, а ноги — также непроизвольно — тормозили около заманчивого седалища. Он обречённо вздыхал и, в глубине души презирая самого себя, присаживался.
После каждого такого отдыха груз заметно тяжелел, пот становился всё солонее, на уровне подсознания всё отчётливее зрело твёрдое решение — незамедлительно и бесповоротно бросить курить…
Но на этом свете, как хорошо известно, всё когданибудь заканчивается, вот уже перед глазами спасительно замаячилизакачались светлобежевые бока трёх стандартных армейских палаток.
«Это, безусловно, победа! Маленькая, но всё же — победа…», — подвёл итог дня внутренний голос, обожающий пофилософствовать в самые неподходящие жизненные моменты. — «И, вообще, чем больше таких маленьких, едва заметных побед, тем скорее придёт и настоящая, большая Победа. Количество —
