рано или поздно — перейдёт в качество. Надо только проявить элементарное упорство…».
Когда мышцы, наконец, перестали быть ватными, а в ушах больше не шумел настойчивый морской прибой, Егор поднялся на ноги и помог Йохансену обустроить лагерь. Потом они вместе — дружно и слаженно, изредка перебрасываясь ничего незначащими фразами, — приготовили обильный ужин для всего отряда. А, именно, два больших бронзовых казана рисовой каши, щедро сдобренной всякой всячиной: в первый казан мелко накрошили лосиную буженину, копчёную бобрятину и говяжью солонину, а во второй — китовое сало и моржовое мясо.
— Можно сказать, что у нас получилось два полноценных блюда: одно из мяса земных животных, второе — из мяса морских, — довольно и чуть устало усмехнулся драгунский капитан. — Хотя, я думаю, можно было бросать в рисовое варево всё подряд: понастоящему усталый носильщик готов и сырого слона съесть — вместе со шкурой, хвостом и бивнями. Если же под рукой не окажется слона, то и жирную полевую крысу — вместе с её длинным хвостом…. А для неженок и благородных гурманов у нас имеется специальное предложение: ржаные лепёшки и морские сухари, щедро намазанные нежнейшей икрой нерки. В третьем, самом большом казане мы вскипятим воды и заварим крепкий чай.
Первыми к месту ночлега прибыли, обмениваясь влюблёнными взглядами, супруги УховыБезуховы — в сопровождении трёх лохматых псов, которых Айна сразу же освободила от поклажи и накормила крупно нарубленными кусками вяленой — почти без соли — нерки. Собаки радостно махали пушистыми хвостамибаранками и благодарно лизали индианке руки.
«Наверняка, во время кратких остановок наши голубки усиленно практиковались в высоком искусстве поцелуев!», — незамедлительно предположил внутренний голос, любящий различные фантазии с эротической подоплёкой. — «И это — как минимум! А Ванькато нагружён посерьёзнее, чем шведский Йохансен. Понятное дело, красуется перед молоденькой и симпатичной женой — словно павлин перед павлинихой…»
Потом подошли сержант Васильев и шведские гренадёры — усталые и хмурые, с деревянными частями катамаранов на плечах. Впрочем, когда их носы уловили аппетитные запахи, доносившиеся от костра, служивые заметно взбодрились и повеселели.
Последними, уже перед самым закатом, к временному лагерю прибыли моряки: Людвиг, Гертруда, Томас и четверо матросов с «Александра» и «Орла».
«Матросы, конечно же, могли давно обогнать семейство Лаудрупов и финишировать вместе со шведскими гренадёрами», — понятливо усмехнулся внутренний голос. — «Но как можно — обгонять своего обожаемого адмирала?! Флотская субординация и дисциплина, блин военноморской, это вам не фунт подгнившего изюма…».
— Припозднились мы немного, — начал оправдываться Людвиг, с помощью Егора снимая с усталых плеч пухлый вещмешок. — Это всё, конечно же, изза меня, инвалида беспомощного! Грузто достался мне лёгкий, пуда полтора, не больше. Это скачанные воздушные пузыри из моржовых шкур. Только с одной рукой очень трудно поддерживать равновесие: хочешь, не хочешь, но иногда приходится замедлять шаг, чтобы не упасть…
По поводу зверского аппетита — у смертельно уставших носильщиков — Йохансен оказался полностью прав. Первые минут двенадцатьпятнадцать все прибывшие, сидя или лёжа, только тихонько постанывали, безвольно вытянув в стороны руки и ноги, и клятвенно божились, что даже сама мысль о еде им противна — до сильнейшей тошноты. Но уже вскоре, немного передохнув, путники начинали заинтересованно крутить носами и небрежно так интересоваться, мол: — «Кстати, господин командор, а что у нас сегодня на ужин?». После этого начиналось безудержное обжорство — с многочисленными просьбами о добавке и с тщательным облизыванием мисок. Чаю же было выпито пять полных казанов.
Ночью Егору выпало дежурить пятым, уже перед самым рассветом, в так называемый «час волка». Тихо трещал и изредка постреливал угольками задумчивый костерок, вокруг господствовал светлосерый сумрак, со стороны седловины Чилкутского перевала — время от времени — долетал тоскливый волчий вой, гдето ниже по склону угрожающе ухал филин.
Взошло светложёлтое солнце, ниже по склону нестерпимо засверкала разными цветами — голубым, светлозеленоватым, нежносиреневым — цепь озёр, до ближайшего из которых — яркоголубого — оставалось миль пять с половиной.
«Мать моя женщина! Красотато какая! Жаль, что наша обожаемая Александра Ивановна не видит всего этого великолепия…», — зачарованно вздохнул внутренний голос. — «Лично мне, братец, больше всего нравится сиреневое озерцо. Симпатичное такое! Судя по солнечным отблескам, над ним сейчас поднимается туман…».
Утренний подъём путешественникам дался с заметными усилиями: у всех без исключения ныли мышцы плеч, спины и ног, поясница отказывалась толком сгибаться и разгибаться.
Егор, повздыхав и покряхтев, решил вспомнить молодость и приступил к классической оздоровительной гимнастике. Ванька Ухов, как бывший сотрудник охранной Службы царя Петра, которым занятие физкультурой и восточными единоборствами вменялось в должностные обязанности, решил составить командору компанию. Вскоре к ним, лукаво улыбаясь и хихикая, присоединилась Айна, за ней — Томас Лаудруп и Димка Васильев….
Минут через пятьшесть почти все носильщики, ухмыляясь и болезненно охая, размахивали руками и ногами, приседали и наклонялись. Удивлённые собаки скакали рядом со спортсменами и радостно гавкали. Йохансен же, неодобрительно помотав головой и гордо подёргав кончиками усов, решил заменить непривычную для него оздоровительную гимнастику обыкновенной колкой дров.
Через некоторое время, наскоро умывшись и позавтракав, отряд тронулся в дорогу, намериваясь к вечеру дойти до временных складов, расположенных на берегу того самого заманчивосиреневого озера, так приглянувшемуся внутреннему голосу Егора. На этот раз супруги Уховы — вместе с тремя псами и Томасом Лаудрупом — решили испытать в действии девиз: «Долгие переходы и долгие привалы!», и вышли на маршрут вместе с Егором и Йохансеном.
Небо хмурилось серыми облаками, но дождя не было, а температура окружающего воздуха держалась на уровне плюс двенадцатитринадцати градусов по Цельсию. То есть, было не жарко и не холодно, то, что надо при долгом пешем переходе.
Зачем с ними увязались Ванька и Айна, было непонятно, наверное, просто изза элементарного любопытства. А вот Томас Лаудруп решил приступить к выполнению полученного задания: ему — через Саньку — было поручено сдружиться с подозрительным драгунским капитаном и войти к нему в доверие. Как говорится: настоящая предусмотрительность — должна быть предусмотрительной….
«Засланный казачок, однако!», — насмешливо хохотнул несерьёзный внутренний голос.
Йохансен двигался первым, за ним следовал Томас. Егор, идущий третьим, немного приотстал и попросил Ухова поправить наплечные ремни вещмешка. Эта надуманная процедура заняла минут пятьшесть, что позволило шведу и датчанину значительно оторваться от остальных.
Тропа, петляя между островерхими скалами, вела вниз по склону. Через полтора часа, справа по ходу движения, взглядам путников открылось небольшое круглое озеро с потрясающе яркоголубой водой.
«Если верить Джеку Лондону, оно имеет вулканическое происхождение и называется соответственно — Кратер», — не преминул уточнить въедливый внутренний голос.
— Озеро Кратер, кажется, находится гораздо дальше от седловины Чилкутского перевала, — пробормотал себе под нос Егор. — Ну, не помню я дословно лондонский текс…. Хотя, какая разница, как называется это конкретное озеро? Абсолютно никакой…
— Командир! — неожиданно раздался за его спиной хриплый голос Ухова. — Постой, командир, подожди!
— Чего тебе, подполковник?
— Видишь ли, это озеро у атабасков и эскимосов считается священным. Айне надо немного помолиться, или чтото навроде…. Давай, мы с тобой отойдём в сторонку, чтобы не мешать человеку. Заодно и передохнём. Не волнуйся, это не займёт много времени…
Не снимая вещмешков, они присели на толстое еловое бревно, прислонившись спинами (наплечными мешками) к вертикальной грани краснорозовой гранитной скалы. Айна же, сбросив с плеч поклажу, поднялась на узкую каменную террасу, нависающую над странным озером, плавно опустилась на колени и,
