— Разве тебя дома не кормят? — удивленно спросил Джемс, взглянув на нее.
— Что с нами обоими станется? — спросила она вместо того, чтобы ответить на его вопрос.
— Ты имеешь в виду
— Да. Я имею в виду наше венчание. Я была у адвоката, и он мне сказал, что не может быть никаких сомнений в действительности нашего брака. Затем я пошла к другому адвокату, и он мне сказал, что нет никаких оснований считать меня вступившей в брак.
— Ты в самом деле была…
— На самом деле я не ходила к адвокатам, но написала в редакции двух газет, дающих своим читателям бесплатные юридические консультации. Что мы предпримем?
— А что ты хочешь предпринять?
— Я хочу развестись с тобой! — спокойно заявила она. — Разумеется, мне это не совсем приятно из-за общественного мнения, но мы можем заявить, что не сошлись характерами.
— Но в этой стране это недостаточно веский повод для развода.
— В таком случае я не знаю, что предпринять.
— Но ведь есть иной выход из положения, миссис Морлек, — сказал Джемс.
— Ради Бога, не называй меня миссис Морлек, в худшем случае я — леди Джоан Морлек. Но, Джемс, ты в самом деле решил уехать в Америку?
— Я детально ознакомился с нашим вопросом; и адвокат сообщил мне, что брак недействителен, потому что не было своевременно получено разрешение на брак. Один факт венчания еще не делает его правомочным.
Он заметил на лице девушки разочарование.
— В самом деле это так?
— А ты сожалеешь об этом?
— Нет, этого я не могу утверждать. Мне попросту все это страшно надоело. Ведь в этом случае нам пришлось бы вторично повенчаться, а мне эта церемония приелась…
Кливер, вошедший в это мгновение в комнату, поспешил отвернуться и незаметно выйти. Его присутствие несомненно было лишним…
Глава 35. МНОГОГОВОРЯЩИЕ ЧЕКИ
Всю ночь шел снег. Дорога покрылась глубокой снежной пеленой, но мужчина, углубившийся в свои мысли и рассеянно шагавший по одной из улиц восточной части Лондона, не обращал внимания на погоду.
В этот ранний час улицы были пустынны. Небольшой пароход, доставивший незнакомца в Лондон, причалил в устье Темзы недалеко от Тауэрского моста. Сторож в доках не хотел пропускать незнакомца, но ему удалось убедить его и пройти в город.
Он добрался пешком до Биллинг-Гет и там нашел такси, которое доставило его на Гросвенор-сквер. Улицы по-прежнему были пустынны, и даже постовой полицейский предпочел куда-то спрятаться от холодного ветра и снега.
Незнакомец подошел к дому, вынул из кармана ключ и вошел в подъезд.
Ничто не изменилось. Он продал этот дом, но новый владелец сообщил ему, что в течение ближайшего года не собирается жить в нем. Он прошел в свою бывшую квартиру и убедился, что ничто в ней не изменилось. На столике в одной из комнат лежало начатое рукоделие — он понял, что Лидия Гамон находилась здесь. Поднялся на второй этаж. На лестнице ему попалась горничная, удивленно вытаращившая на него глаза, словно ей встретилось привидение.
Ральф Гамон — ибо это был он — сказал ей:
— Вам нечего болтать о том, что я приехал, — и направился в свою комнату.
Комната утратила прежнюю привлекательность и уютность. На мебели красовались чехлы, ковер был скатан и лежал в стороне, кровать не была постлана. Он сбросил плащ и, взглянув на себя в зеркало, расхохотался.
За дверью послышались шаги, и на пороге показалась Лидия.
— Ральф! — взволнованно прошептала она. — Милли сказала мне, что ты вернулся.
— Она не солгала, — ответил он и странно посмотрел на нее. — Так ты, значит, здесь?
— Да, я возвратилась в Лондон.
— После того, как полиция выяснила у тебя все, что могла обо мне?
— Нет, я ничего им не рассказывала о тебе.
— Я не верю.
— Ральф, я узнала очень неприятную историю. Сади Гафиз убит, и ты находился во время убийства вместе с ним.
— И что же?
— Это правда?
— Я не знал, что он мертв, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Но в Лондоне нас не должно интересовать то, что было в Марокко. Меня не могут выдать марокканским властям, а если бы это и было возможно, то как доказать, что я причастен к смерти Сади? Сади Гафиз понес заслуженную кару: я его убил, потому что он оскорбил тебя.
Она знала, что он лжет, но не стала противоречить.
— Здесь была полиция.
— Это понятно: ведь ты все время общалась с капитаном Уэллингом. Я об этом слышал еще во время моего пребывания в Танжере. Впрочем, завтра я навещу его.
— Но, Ральф, ты не сделаешь этого! — И она положила ему на плечо руку.
Ральф резко отбросил ее.
— Я сегодня же пойду к Уэллингу! Я все обдумал за время морского путешествия. Мне надоело вести жизнь преследуемого зверя. Если они что-либо намерены предпринять против меня и у них имеются достаточные улики, то пусть предъявят обвинение и предадут меня суду. А теперь — дай мне поесть.
Она поспешила исполнить его приказание.
Вернувшись к нему, Лидия сказала:
— Я распорядилась, чтобы подали завтрак в твой кабинет.
— Я думаю, полиция перерыла все основательно?
— Нет, они не производили обыска, Ральф. У них даже не было разрешения на обыск.
— У них не было? — И стремительно повернувшись к девушке, он продолжал: — Это значит, что они не уверены в своих предположениях. Я сегодня же разыщу старого Уэллинга… Воображаю, как его удивит мое появление. И затем я отправлюсь в свое владение — в Крейз.
— Ральф, ты с ума сошел, если хочешь явиться в полицию! — боязливо вскричала девушка. — Неужели ты не мог бы где-нибудь укрыться за океаном?
— Нет, я не желаю уезжать отсюда.
И, действительно, капитан Уэллинг был изрядно изумлен, когда дежурный полицейский подал ему визитную карточку, на которой значилось имя Гамона.
— Он здесь? — спросил Уэллинг, не веря своим глазам.
— Да, сэр, он в приемной.
— Попросите его войти, — сказал он, не веря, что Ральф осмелится появиться у него в кабинете.
Но это действительно был Ральф. Словно ни в чем не бывало, он предстал перед ним в безукоризненно сидящем пальто, блестящем цилиндре, и, положив трость на письменный стол полицейского капитана, приветливо улыбнулся.
Уэллинг был поражен, как никогда в жизни.
— С добрым утром, Уэллинг, — сказал Гамон. — Я слышал, что вы пытались меня найти?
— Да, я следил за вами, — медленно ответил Уэллинг, все еще вне себя от изумления.
— Ну, вот и отлично, я и пришел к вам. — Гамон взял стул и уселся поудобнее.
Он сильно постарел за это время — исчезли последние клочки седоватых волос, и голова его стала совершенно лысой.
