наркоз. – Торрес кратко описал сущность тестов и возможные реакции Алекса. – Непосредственно после этого никаких перемен в нем я не обнаружил, и, в принципе, это говорит о том, что повреждений нанесено не было, но... я хочу в этом убедиться сам. Плюс еще остается нерешенной проблема этих якобы воспоминаний, которые его мучают.
Марш застыл на месте – он почувствовал, что Торрес сумел что-то утаить от него.
– Да, но их же не было в программе, – с вызовом обратился он к Торресу. – Откуда же, по-вашему, они взялись?
– Вот этого я до сих пор и не знаю, – признался Торрес. – Поэтому прошу – привезите его ко мне. Где-то в банках памяти допущена, как видно, ошибка. И эта ошибка должна быть исправлена. Сейчас же Алекс сам пытается найти источник этих воспоминаний. Но этого источника нет и не может быть. – Торрес замолчал, надеясь в душе, что Лонсдейлы запомнят последнюю фразу. – И если Алекс поймет это, не знаю, что может случиться с ним.
Марш не сводил недоверчивого взгляда с Торреса.
– Иными словами, доктор, подразумевается, что Алекс может сойти с ума. Если это возможно – стало быть, ваши выводы неправильны и в конечном итоге Алекс способен на убийство?
– Нет, – Торрес покачал головой. – Сойдет с ума – это выражение здесь неупотребимо. Компьютер не может сойти с ума. Он может просто перестать работать.
– Зависание – так, кажется, это называют? – холодно спросил Марш.
Торрес кивнул.
– А в случае с Алексом итог такого зависания, очевидно, будет фатальным?
Торрес снова кивнул, на этот раз с видимым облегчением.
– Не могу с вами спорить – это вполне возможно, вполне. – Заметив выражение ужаса на лице Эллен, он, однако, поспешил успокоить ее: – Поверь мне, Эллен, Алекс не способен ни на что дурное. И что бы ни случилось – я помогу ему. Он поправится.
– Вы же знаете, что этого не случится, – тихо произнес Марш, помогая Эллен подняться со стула. – Доктор Торрес, я попрошу вас больше не мучить мою жену бесполезными иллюзиями. Самое лучшее сейчас для нее – понять, что наш сын, Алекс, умер в начале мая. Кем является... м-м... существо, похожее на Алекса и живущее в нашем доме – я не знаю пока, но это не Алекс. – Эллен тихо всхлипывала, и Марш, обняв жену за плечи, повел ее к двери. На ходу он обернулся. – Я не знаю, что нам делать теперь, доктор Торрес, но в одном могу вас уверить – если... Алекс вернется домой, я немедленно вызову полицию и сообщу им, что он находится под вашей законной опекой. И все их вопросы поэтому должны быть адресованы вам. Он не сын нам более, доктор Торрес. Он перестал быть им в тот самый день, когда я привез его в вашу лабораторию. – Отвернувшись, он распахнул дверь. Они вышли.
До Ла-Паломы оставалась примерно половина пути, когда Эллен нарушила молчание.
– Он... действительно мертв, Марш? – спросила она. – Он говорил нам правду?
– Не знаю, – вздохнул Марш. – Да, он сказал нам правду. Я верю, что он сделал именно то, о чем только что говорил. Но насчет Алекса... хотел бы я хоть что-нибудь тебе сейчас ответить. Что вообще считать смертью... По закону Алекса можно было объявить мертвым еще до того, как мы повезли его в Пало Альто. Энцефалограмма не регистрировала никакой деятельности мозга – это и есть официальный критерий, по которому констатируется смерть.
– Но он же еще дышал.
– Нет. Не он сам, за него уже работал дыхательный аппарат, респиратор. А потом Раймонд Торрес придумал новый аппарат, и Алекс начал ходить и разговаривать. Вернее, это уже не Алекс, он говорит, действует, реагирует, но делает это все не так, как делал наш сын. Все это время меня не покидало странное чувство – что Алекса больше нет с нами, и оказалось, что я был прав. Его нет. Нам осталось только мертвое тело с дьявольской машинкой Раймонда Торреса.
– Но ведь это тело Алекса, – всхлипнула Эллен.
– Но разве этого нам достаточно? – голос Марша надломился от боли. – Разве тело не хоронят, когда отлетает душа? А душа Алекса уже давно отлетела, Эллен. Если даже нет, то она похоронена так глубоко в его изуродованном мозгу, что никто не сможет ее оттуда извлечь.
Эллен долго молчала, глядя в окно, за которым сгущались сумерки.
– Тогда почему... я все же люблю его? – спросила она едва слышно. – Почему до сих пор считаю, что он мой сын?
– Этого я тоже не знаю, – ответил Марш так же тихо. – Но... я, наверное, соврал тебе. Я здорово разозлился, мне было больно, я не мог поверить в то, что он нам рассказал... и какое-то время я, наверное, действительно хотел, чтобы Алекс оказался мертвым. Какой-то голос во мне и сейчас уверяет, что так и есть. – Он помолчал. – Но другой голос говорит совершенно определенно – пока он дышит и двигается, он жив и он мой сын. Я ведь тоже его люблю, Эллен.
– Боже мой, Марш, – сквозь слезы прошептала она. – Что же нам с тобой теперь делать?
– Пока не знаю, – признался он. – Сейчас, по крайней мере, мы мало что можем сделать – кроме как дождаться Алекса.
Он не стал говорить Эллен о своих подозрениях. Сам же Марш отнюдь не был уверен, что Алекс когда- либо вернется домой.
Глава 24
Дом оказался небольшим, но удачно расположенным – в глубине квартала, далеко от проезжей части. Номера видно не было – но Алекс знал, что не ошибся. Найти дом оказалось совсем нетрудно. Когда он приехал в Пало Альто, он просто выключил из памяти все воспоминания, связанные с Ла-Паломой, и сосредоточился на одной задаче – попасть домой. После этого ему оставалось только повиноваться тем импульсам, которые мозг посылал ему на каждом отрезке пути, пока наконец он не оказался перед небольшим, в мавританском стиле, особняком, который – Алекс был совершенно уверен в этом – принадлежал доктору Раймонду Торресу. Несколько минут он пристально разглядывал дом, затем въехал под бетонный козырек, шедший по всей длине ограды, и заглушил мотор.
