— Правильно. И он ей не нужен, — говорит Молотов.
— Ну, что интересного есть почитать? Вы не читали «Не стреляйте в белых лебедей» Васильева? Я прочитал — ничего интересного. Сентиментальная мещанская книга. Средний писатель. И какая-то глупость придумана, что самородок из народа завел небольшое озеро с лебедями. И пока он таскался туда- сюда, пришли туристы, уничтожили этих лебедей. Но это только между прочим написано, образ символический, а смысл — отношения между людьми. Но ничего не запоминается и ничего собой не представляет.
Молотов читает новую книгу стихотворений:
— Я стихи люблю. Поэтому стараюсь уловить… Стихи люблю. Очень. Но стараюсь не слишком отвлекаться на стихи, потому что это больше для чувства у меня, а надо где-то получить много фактов. Поэтому стараюсь время, отданное на стихи, ограничить, а другое время, для прозы, расширить. Тем не менее обязательно каждому, по-моему, надо читать стихи.
По телевизору показывают мультфильмы.
— Мультипликацию не люблю, — говорит Молотов. — Думаю, что немного мы испортили ее. Плохие детские фильмы.
Не все говорю
— В чем моя беда? Я открыто говорю, не скрываю своих взглядов, — признаюсь Молотову.
— Я-тоже не скрываю взглядов, но не все говорю, — отвечает Молотов.
— Ну, знаете, в споре…
— Разгорячишься и скажешь.
— А потом за это отомстят. Писательская братия — разные люди.
— Конечно, разные, — соглашается Молотов. — Они теперь вот идут все вместе, но они разные.
Тот и классик
— Кто у нас наиболее крупный прозаик? — спрашивает Молотов. — Кто Льва Толстого заменит? Может, Шолохов?
— Георгий Марков. Сейчас, Вячеслав Михайлович, кто начальник, тот и самый главный писатель, тот и классик.
— Тот и классик, — соглашается Молотов. — С Евтушенко не встречался в последнее время?
— Он занялся фотографией и выставки организовывает. Снимает людей, пейзажи…
— Слава богу, хоть не о себе делает, — замечает Молотов. — Таких вещей, как «Наследники Сталина», сейчас не печатает?
— Сейчас такое не напечатает. На XXIV съезде в докладе Брежнева сказано: не очернять и не обелять. Это восприняли как руководство к тому, чтобы вообще о Сталине не писать.
— Верно. Так и получается, — соглашается Молотов.
Критики
— Вы читаете критика N.? — спрашивает Молотов.
— Нет, не читаю.
— Критики бывают интересные.
— Белинский. Писарев…
— Добролюбов, — продолжает Молотов. — Нельзя не прочитать.
— Конечно. Но сейчас таких нет.
— По-моему, нет. Сейчас либо положительно, либо отрицательно, — говорит Молотов.
Вадим Козин
Мне самому интересно перечитывать свой «молотовский дневник» еще и потому, что мы много говорили о современности, о текущих событиях, я рассказывал Вячеславу Михайловичу о поездках по стране и за рубеж.
В апреле 1981 года по командировке ЦК комсомола я летал на Чукотку и Колыму. В Магадане побывал у Вадима Козина, известного эстрадного певца, ранее столь популярного.
Приведу разговор с Молотовым, состоявшийся после моей поездки.
— В Магадане Советская власть с 1954 года. Там же Дальстрой был, — говорю я.
— Да, — подтверждает Молотов.
— Исполкомов не было… Я пришел в гости к Вадиму Козину. Помните такого певца?
— Козин? Вот как!
— Я у него сидел, вот так разговаривал, как с вами. Наша поездка заканчивалась. Нам рассказали, что в Магадане был один из лучших в стране театров, потому что там собрались сосланные, арестованные артисты и ставили очень хорошие спектакли. Вот и Козин там оказался.
— Я фамилию припоминаю, — говорит Молотов. — А так не помню.
— Захожу к нему в комнату, он один живет…
— Он с какого времени там? — спрашивает Молотов.
— С 1945 года?
— А за что?
— Он мне показывал бумажки, справки. Даже статьи нет. Написано: «По делу НКВД». Восемь лет ему дали. Он рассказал, что его пригласил к себе Берия…
— Пригласил поговорить?
— Да. Подводит к картине, где изображен Сталин, и говорит: «Все художники рисуют товарища Сталина, у каждого певца есть в репертуаре песня о Сталине, а у вас есть?»
Козин признался, что у него нет такой песни. Берии это не понравилось, и Козина вскоре забрали.
— Что-нибудь было еще, наверно, — предполагает Молотов.
— Восемь лет с поражением в правах ему дали. Освободили досрочно в 1950 году еще при Сталине — «за ударную работу». У него есть документ — прямо как удостоверение Героя Советского Союза. Там
