сказано, что Указом Президиума Верховного Совета СССР с него сняты судимость и поражение в правах. Козин очень гордился этим документом и сказал мне: «Говорите всем, что я чист, а то многие до сих пор думают, что я виноват».
У него стоит на полке собрание сочинений Сталина, сборник «Песни о Сталине» — он это любит.
— Вон как? Значит, проучили его, — говорит Молотов. — Он что, уж старик теперь?
— Около восьмидесяти. Вас догоняет. Бодрый. Сел за пианино, спел несколько песен. В одной из них есть такие слова: «А я люблю бульвары Магадана…» Уезжать оттуда не хочет — привык.
— Он что, семейный человек?
— По-моему, нет. Собирает вырезки из газет на международные темы и по искусству. Вся квартира завалена ими. И кошек полно. Одну, самую страшную, назвал Плисецкая. Любимый кот — Бульдозер.
Рассказывал, что аккомпанировал Сталину, когда тот пел русские частушки. О Сталине говорит высоко, никого не обвиняет.
— Проучили человека, — замечает Молотов. — Разбираться стал в политике.
Начало разговора
Приехал к Вячеславу Михайловичу с работы. Был у него на даче в 15 часов 10 минут. По дороге в булочной на Кутузовском купил торт. Сегодня первый теплый день. На большом термометре молотовской дачи плюс шестнадцать градусов.
Постучался. Слышу:
— Можно, можно! Феликс Иванович, вам всегда можно!
Молотов был уже внизу и шел мне навстречу:
— Сейчас чайку попьем, а он как раз торт принес!
Мы расцеловались. Вячеслав Михайлович был в серой пижамной рубахе. Вообще он всегда одевается легко, не боясь простуды. Выглядит лучше, чем в прошлый раз, хотя похудел. Но не такой вялый — наоборот, бодрый, и голос стал громче и жизнерадостнее.
Мы сели за стол. Таня подала чай с конфетами и тортом. Я прошел с «дипломатом» на свое место к окну.
— Я смотрю, вы с чемоданом, — говорит Молотов. — Теперь все таскают.
— Никуда не денешься, нужно.
— После войны пошло.
— Я смотрю, вы речь Романова читаете?
— Неплохо, — говорит Молотов. — Особого такого ничего здесь нет, но понимание друг друга есть. У вас как дела?
— Работы много. Некогда самому творчеством заняться. Сегодня еле к вам выбрался, даже немножко опоздал.
Молотов смотрит на часы:
— Да, немножко есть. У меня сегодня банный день. До пяти часов я могу гулять. Знаете, как Пушкина испытывали стихами в Лицее? — неожиданно спрашивает он и тут же отвечает: — Пушкину говорят: «Се» — славянское се — «Се с запада восходит царь природы…»
Дальше Пушкин продолжает: «И удивленные народы не знают, что начать: ложиться спать или вставать».
С запада не может солнце вставать, поэтому «удивленные народы не знают, что начать: ложиться спать или вставать». Вот вам поэзия!
Так начался наш разговор и дальше потек, как всегда, по разным темам.
Специфический запах
— Режиссер Любимов остался за границей.
— Слыхал, — говорит Молотов.
— Его здесь сняли с работы, он там остался.
— Он раньше был в каком театре?
— На Таганке.
— Ну, это, так сказать, с запахом, — говорит Молотов. — На Таганке — это, конечно. Специфический запах.
— Да, вы правы. Запах непроветренной спальни…
— Будто бы вольная поэзия и вольная литература, а на деле она отдает белогвардейщиной.
Пишут мелочи
— Новые выдвигаются какие-нибудь силы в литературе? — спрашивает Молотов.
— Трудно даже ответить.
— Могут быть. Писатели должны замечать, как вокруг них появляются новые писатели.
— Писатели появляются когда? Когда в обществе что-то яркое происходит.
— Да, сейчас нет подъемной волны, — соглашается Молотов.
— Сейчас о мещанстве пишут многие. Сатирические вещи можно писать.
— Никого не удивишь. Пишут мелочи.
— Сейчас очереди в ювелирные магазины, чтобы сдать золото. Принимают украшения по весу. Раньше стояли, чтобы купить, а сейчас — наоборот, все стараются избавиться от золота.
— Вопрос экономистам, — говорит Молотов.
— О чем говорят братья писатели?
— Говорят о «летающих тарелках». В «Труде» была статья. С гражданского самолета наблюдали. Вся Москва об этом говорит.
— Но я в глуши живу… А почему в «Правде», в «Известиях» нет? — спрашивает Молотов.
— Не хотят, видимо, народ пугать.
— Пока не знают. Интересно, — делает вывод Молотов.
— Мы тут на земле копошимся, свои проблемы решаем, а они на нас смотрят…
— Тоже удивляются. Думают, что это за человеки…
— Такое впечатление, что они относятся с любопытством, просто изучают нас, никаких действий не предпринимают.
— Это уже наше понимание, — говорит Молотов. — Анатолия Иванова давно видели? Мне сказали, что он хочет приехать. Но я никак не соберусь пригласить.
— Я могу ему сказать, мы вместе приедем.
— Пока надо подготовиться, потом пригласить. Он что-нибудь пишет?
