Смотрим по телевизору передачу «Сегодня в мире».
— Спортивные состязания смотрите? — спрашивает Молотов.
— Смотрю.
— Некоторые уж очень этим увлекаются, а это, по-моему, не очень хорошо для дела.
— Надо же чем-то, Вячеслав Михайлович, народ отвлекать.
— Это да. Но не все нужно смотреть, — говорит Молотов.
(Я вспомнил, как на даче поэта Льва Ошанина гости смотрели хоккейный матч на первенстве мира, вошел Лев Иванович и сказал мне: «Не понимаю, Фелька, как можно такую ерунду смотреть?»
Это автор знаменитой песни: «Эй, вратарь, готовься к бою…» —
Время показало
— Многие ваши недруги, Вячеслав Михайлович, хотят встретиться с вами. Спрашивают меня: «Ну что, он пересмотрел свои взгляды или все еще держится сталинских убеждений?»
Я говорю: «Что ему пересматривать? Он оказался во всем прав».
— Время показало, — говорит Молотов.
Шестьдесят шестая годовщина Октября. С сыном Иваном поехал в Жуковку. Теплый день, плюс девять, нарядный Кутузовский проспект. У Молотова уже собралось несколько гостей и родственников. Как всегда, человек семнадцать, и как обычно, в час дня мы сели за праздничный стол. Вячеслав Михайлович встал с рюмкой «Тетры», поздравил с праздником и пожелал, чтоб каждый подумал, какое хорошее дело сделать к следующей 67-й годовщине.
Много было тостов… «Не мы должны догонять Америку, а она нас в главном, в идеологии!»
Молотов произнес последний тост, неожиданный для меня:
— За нашу партию, ее Центральный Комитет, за товарища Андропова, его здоровье, в котором он, видимо, нуждается!
Таких персональных тостов за наших руководителей раньше я от Молотова никогда не слышал…
— Я считаю, что за последние пару лет большим достижением для нас, коммунистов, стало появление двух человек, — сказал Молотов. — Во-первых, Андропов. Это для меня неожиданность, потому что я в кадрах, в частности, в большевистских кадрах, разбирался неплохо. Громыко — мой выдвиженец, оказался на месте. Андропов — это первая неожиданность, но приятная неожиданность. Оказывается, в политике он твердый человек, с кругозором. Надежный человек. По-видимому, он здорово вырос за годы работы. Оказался вполне надежным. И у меня был на месте.
И второй человек — Ярузельский. Я, например, не слыхал такую фамилию до появления его в качестве Первого секретаря… Большевиков среди поляков было мало. Но были. Был Дзержинский. Этот человек высокого стиля. Поляки тогда были еще хуже, чем сейчас.
Ярузельский нас выручил, по-моему… Раньше для меня такой же приятной неожиданностью был Фидель Кастро.
Встречаем новый, 1984-й. Молотов спросил:
— Как международники считают, за этот год война приблизилась или отдалилась?
— Приблизилась, — ответил один из гостей.
— Приблизилась, — не то повторяя ответ, не то соглашаясь, сказал Молотов.
— Столько событий произошло, пока мы не виделись полтора месяца. Андропов умер, — говорю я.
— Как жалко его, — говорит Молотов. — Что-то он нашел в подходе политическом, во внешнеполитических делах…
— Народ к нему хорошо относился. Это чувствуется.
— Да, да, правильно. Надо разобраться, в чем тут дело, — соглашается Молотов. — А Черненко вообще какой-то навязанный народу человек… До сих пор не можем назначить президента. Вперед мало заглядываем, поэтому неожиданно получается. Не такое трудное дело, а вот не можем.
— Если с Черненко что-то случится, говорят, будет Горбачев. Он самый молодой там.
— Сколько ему лет?
— Пятьдесят три, по-моему.
— Хорошо. Он тоже как-то неожиданно выдвинулся. Андропов явно был не на стороне Хрущева и не на стороне, пожалуй, Брежнева тоже.
— Американцы уже прямо заявляют, что надолго советского строя не хватит. Что остался один фасад от здания, а внутри все прогнило, — говорю я.
— Вопросы возникают. Я думаю, эта мечта контрреволюционеров не будет осуществлена. Наиболее крепким государством остается наше государство. И весь социалистический лагерь. А у буржуазного строя как раз неустойчивое положение… Кто сейчас на идеологии стоит?
— Нет идеологии. Раньше хоть Суслов был, сейчас даже Суслова нет.
— Слава богу, что нет. Мало понимал.
Рассказываю:
— Я прошел вдоль кремлевской стены — больше, чем у других, цветов на двух могилах: Сталина и Андропова.
— К Андропову хорошее отношение. Характерная черта. Жалко, мало побыл. Хороший человек… и руководитель хороший, — говорит Молотов.
— Зачем переименовали Рыбинск в Андропов? Был Рыбинск, потом Щербаков, снова Рыбинск, теперь Андропов. Некрасиво.
— Конечно, некрасиво. Кто-то нарочно делает.
Восстановление в партии
Утром, около восьми часов, мне позвонила Сарра Михайловна:
— У нас большая радость: Вячеслав Михайлович восстановлен в партии!
Я поехал в Жуковку. Молотов в белой рубашке сидел на диване и смотрел телевизор. Я поздравил его и попросил подробно рассказать.
— Вчера меня принимал этот… как его… — Молотов задумался и вспомнил: — Черненко… Дал мне прочесть постановление, там одна строчка: восстановить Молотова в правах члена Коммунистической партии Советского Союза…
— Постановление Секретариата?
— Я вот точно не могу сказать, — видимо, Политбюро. Меня исключал ЦК — он и должен восстанавливать. Нынешний министр культуры Демичев… Что касается билета — будет оформлен на
