Каракурчи». — «Кто такой?»
Я рассказал ему, что это тоже студент, но горбун, из Мелитопольского уезда. Один мой товарищ познакомил меня с ним. Он согласился дать мне свой паспорт — у него был студенческий вид на жительство от своего уезда.
«Так ты горбун?» — хохочет Демьян. Веселый был человек. Ну он устроен был неплохо, что и говорить… А осенью того же 1916 года начались кронштадтские волнения моряков. Пошли аресты.
Этот Каракурчи передает мне через товарищей, коммунистов: «Отдай мне мой паспорт, а то тебя еще могут забрать, и я погорю». Пришлось отдать, куда денешься? И вот я опять стал метаться со всякими паспортами, один менял, другой… А я говорил уже, что провокаторов было много, невозможно проследить, откуда идет паспорт. И я брал документ только у тех, кого знал.
Я поехал в Орел, там был у меня один знакомый, бывший студент Потехин. Он входил в нашу большевистскую организацию. Ему взбрело в голову: «Что я буду учиться, кончу университет, куда-то потом пойду, опять жизнь буржуазная, лучше буду заниматься культурой России». И бросил учебу и стал распространять прогрессивную литературу — у его отца в Орле был книжный магазин. Глупость, конечно, но очень хороший парень был, честный человек, потом работал в Институте марксизма-ленинизма.
А я знал, что он туберкулезник и освобожден от воинской повинности. Приезжаю в Орел: «Здравствуй, Александр Степанович!» Он мне: «С чем приехал?» — «Да вот, за твоим паспортом. Живешь ты дома, прописан, слава богу, тебе паспорт не нужен, а я поживу пока».
Фотокарточки тогда не требовалось, фотография не так была развита, но нужно было, чтоб возраст соответствовал. Война, а я самого такого призывного возраста. Почему я освобожден? Вот горбун. Значит, освобожден по статье такой-то… Для туберкулезников тоже статья была. Так я и встретил Февральскую революцию Александром Степановичем Потехиным. И тогда пришлось выправить свой паспорт.
Только за пять месяцев, с сентября 1916-го до февраля 1917-го, сменил шесть фамилий.
— Про вас, про Сталина говорят, что вас столько раз арестовывали, что вы все выходы, все лазейки знали, а потом так советскую тюрьму прижали — никуда!
— Это да. Конечно.
— С осени 1916 года до революции я был в подполье. Никуда не уезжал из Питера. Только в Эстонию за паспортом. Там был один старый большевик, который в «Правде» работал, старше меня. Это был, безусловно, риск, но удалось прожить до революции без ареста. А легализовался я как Молотов.
— Какая у вас партийная кличка была?
— Партийной клички я не помню, а вот в нашей студенческой организации, это вначале, у меня кличка была Дядя. До первой ссылки. А потом я был Алексей Петрович. Фамилии не было.
— А Молотов — когда?
— В 1915 году во время войны я напечатал одну статью в легальном большевистском журнале «Вопросы страхования». Рабочие знали — журнал о страховании рабочих. Единственный большевистский журнал, сохранился во время войны. Вот там я подписался: Молотов.
Моя фамилия Скрябин для меня очень трудно выговаривается, когда волнуюсь. Много согласных. Поэтому я искал наиболее простую фамилию, легко выговариваемую. И колебался: либо Махов назвать себя, либо Молотов. Для меня выговаривать удобно, когда волнуешься.
Фамилия индустриальная. Я с рабочими был, в рабочих кружках.
— Красивая фамилия.
— Но в литературе она не очень положительна. У Помяловского.
— А Сталин? Как возникла фамилия?
— Я не помню, с какого года. Как он придумал, я у него не спрашивал. Тоже фамилия индустриальная. Он хотел подчеркнуть крепость. Но ему подходит. Подходит.
— А Ленин?
— Значительно раньше Ленского расстрела. Думаю — от реки Лены, хотя в ссылке он был не на Лене, а на Енисее. Елены никакой в его истории, его биографии не было[37] . Есть версия, что с этой фамилией был жандармский ротмистр, который допрашивал его, когда первый раз арестовали. Но это так[38]…
— Сталин, к сожалению, мало был на нелегальной работе — все тюрьмы, ссылки… Я в тюрьмах сидел мало. Поэтому я имел возможность… Я только в последние три месяца перед Февральской революцией перешел на партийные деньги. А то жил на свой заработок. Перед революцией я был секретарем редакции и бухгалтером журнала «Современный мир». Устроил меня туда Аросев, которого взяли в армию, это было уже в 1916 году, он там был бухгалтером, а до этого в банке работал. Он меня и порекомендовал. Получал сто рублей, начиная с ноября — декабря 1916 года. Не много. Тогда были очень дутые цены.
Юлиан Семенов в книге «Горение» о Дзержинском упоминает, что у Дзержинского на столе лежат журналы «Мир божий», «Современный мир». Так вот, здесь неточность, один и тот же журнал, но до 1905 года он был «Мир божий», потом стал «Современный мир», а сейчас — «Новый мир». Корень один идет.
Дело в том, что я был секретарем и бухгалтером редакции «Современного мира» в 1916 году. Работал месяца два-три в конце года, чтобы жить на что-то, пока меня не перевели на положение профессионального революционера. Наверное, так: ноябрь — декабрь. Меньшевистского типа журнал, издавал его Иорданский. Фактически я был секретарем журнала, а не бухгалтером. Ни о какой бухгалтерии я понятия не имел, справлялся, ну и ладно, но не было места, пока меня в январе не перевели на партийный оклад.
— Вы Пуришкевича, Родзянко видели?
— Родзянко видал, Гучкова видал…
— Милюкова тоже видели?
— Ну, само собой. С Корниловым спорил.
— С Лавром?
— Обязательно. Спорили о печати, поддерживающей революцию в феврале 1917 года. Он закричал: «А свобода печати должна быть идеально сформирована обо всех точках зрения!» Публиковали. На фронте допускали литературу, газеты всех направлений…
— А царя видели?
— На кой мне черт царя видеть? Слава богу, нет. Что я буду всяких царей…
— А Керенского? Много раз видели?
— Его — много. Человек способный, молодой, оратор хороший. Эсерам это всем нравилось. Он — глава эсеров, с красным бантом большим. Эсеры любили красный бант. Они вообще революционеры по чувству. Они идут на самоотверженные поступки, иногда очень хорошие дела делают и тут же подлости могут. Он и социалист, и революционер, вот видите, куда же больше.
Сам Керенский — эсер-трудовик. Была партия трудовиков, легальных эсеров, более таких мирных эсеров. Кре-кре-крестьянская группа, иначе. Он возглавлял эту крестьянскую трудовую группу, которая была наполнена эсеровским духом. Они заседали в Государственной думе, он уже был хорошо известен как оратор, главный оратор эсеров трудовиков, то есть крестьянской группы.
Многих эсеров я знал. Со Спиридоновой встречался. Трутовский был такой — ив первом Совнаркоме, по коммунальным делам… Эсеры — это крестьянские партия, для крестьянства и мелкой буржуазии. Если стоишь на позициях крестьянства, а крестьяне — мелкие собственники, то хочешь не хочешь будешь защищать интересы мелкобуржуазные.
Каких только партий не было!
Кадеты — конституционные демократы — они за монархию, за царя, но с парламентом. Как в Англии либералы. В этой партии было много буржуазной интеллигенции, дворян, офицерских, генеральских сынков и прочих.
