поступай как знаешь.
Оба старика ушли. Сейдяк, молча слушавший разговор взрослых, тихо спросил у своей мамки:
— Они боятся этого… ну, который убил моего отца. Да?
— Кто убил твоего отца?! — опешила кормилица. Мальчику не сказали ни слова, что Бек-Булат мертв, и хотели сохранить все в тайне от него.
— Почему ты спрашиваешь такое? Кто сказал тебе?
— Знаю… — неопределенно ответил тот, — мальчишки говорили вчера, когда я играть вышел.
— Врут все твои мальчишки! Вот вернемся в Кашлык, я им покажу!
Но мальчика не убедили слова кормилицы, и, чуть помолчав, он спросил:
— Теперь я ханом буду? Так ведь?
— Будешь, будешь, когда вырастешь…
Дочь старика принесла им немного сыра и жареного мяса и тут же торопливо убежала обратно, не проронив ни слова. Женщина и мальчик поели, и Аниба отложила еще часть еды с собой про запас, когда показался старик, опиравшийся на весло.
— Ладно, однако плыть пора. Как бы те не вернулись. Беда тогда будет, — шумно вздыхая, посоветовал он.
Без особых приключений он перевез беглецов на другой берег и даже помог разыскать пастухов, спавших возле потухшего костра. Растолкал их и отвел в сторону одного, что-то долго объяснял тому шепотом. Пастух согласно кивнул и пошел ловить своего коня, что пасся неподалеку со спутанными ногами. Проследив, что тот ускакал в ночную тьму, старик повелительно обратился к оставшимся двум пастухам:
— Я вижу, как вы охраняете коней своего господина, но не скажу ему об этом. С вами остаются мальчик и женщина. И худо вам будет, коль хоть волос упадет с их голов. Вы знаете, как поступает Ураз-хан с плохими работниками, но я лично достану каждого из-под земли, если пожалуются на вас. Все поняли?
Пастухи вскочили на ноги и, понуря головы, стояли, ни слова не говоря. Аниба была поражена, что немощный старик отдавал приказ как хозяин этой земли.
Проговорив все это, старик повернулся и заковылял к своей лодке. Вскоре послышался плеск воды, и опять стало тихо. Пастухи опустились на колени перед костром и начали раздувать его, пока не показалось пламя меж подброшенных сухих ветвей. Затем они предложили беглецам прилечь на расстеленные и нагретые их телами шерстяные попоны. Те не заставили себя долго упрашивать и вскоре уже мирно спали.
…Аниба проснулась от тихого говора. Не поднимаясь с земли, она приоткрыла глаза и разглядела нескольких мужчин, негромко беседующих друг с другом. Уже почти рассвело, и холодный утренний воздух белесыми клубами вырывался из ртов говорящих. Женщина поняла, что вернулся посланный ночью пастух и с ним приехало еще двое мужчин, одетых в боевые доспехи. Они не желали их будить, но время от времени бросали взгляды на спящих, чтоб угадать момент пробуждения.
Аниба села на попоне и, зябко поеживаясь, спросила:
— Когда едем?
— Хоть сейчас, — поклонился один из воинов, — как прикажет госпожа.
Один из пастухов кинулся к костру и подал ей стоящий там кунган, склонившись в низком поклоне.
За старухой никогда в жизни никто так не ухаживал, а тем более не называли 'госпожей'. Но она сочла это хорошим предзнаменованием и даже вида не показала, что впервые встречается с подобным обращением. Меж тем, поразмыслив, сообразила, что ее принимают не за ту, но разочаровывать пастухов не стала, а с достоинством произнесла:
— Люблю пить по утрам теплое кобылье молоко. Выпив две пиалы любимого ею молока, разбудила и Сейдяка, напоила его и лишь после этого, легко поднявшись на ноги, сообщила:
— Мы готовы, можно ехать.
Ей подвели послушную средних лет кобылку, а Сейдяка посадил впереди себя угловатый плотный воин, поскакавший впереди всех.
К полудню они достигли речки Вагай, где был улус Ураз-хана. Он сам вышел встречать прибывших и, почтительно приняв Сейдяка на руки, провел в собственный шатер.
— Я знаю обо всем, ничего не говорите, — обратился он к Анибе, — для всех вы родственники моего старшего сына, который на зиму откочевал на Барабу. Не нужно моим людям знать, кто вы есть на самом деле.
— Вам виднее, — опустив глаза, промолвила Аниба. Ей хотелось спросить Ураз-хана, почему он не поднимет своих людей против степняков, и тот словно прочел в ее глазах этот вопрос.
— У меня не так много людей, чтоб защитить вас, если вдруг сюда заявятся степняки. Но думаю, что этого не случится. Живите пока здесь, а тем временем выяснится, жив ли хан Едигир и кто из ханов и беков перешел на сторону степняков. Тогда и решим, как действовать дальше. Я был другом его отцу, а потому мой дом — ваш дом.
С этими словами он вышел из шатра, и беглецы остались одни.
— Ладно, сынок, видно придется нам здесь пока пожить. Хорошо?
— А как меня мама найдет тут? — неожиданно задал мальчик вопрос, на который вряд ли кто мог ответить.
— Ей сердце дорогу к тебе укажет, — ответила старая мамка и незаметно вытерла слезу со щеки…
КРИК ЗАГНАННОГО ЛОСЯ
Уйдя в лес из своего селения, бабасанцы заняли полуобсыпавшиеся землянки и быстро привели их в порядок. Мужчины отправились на охоту, а женщин ждала обычная работа по подготовке к надвигающейся зиме и приготовлению пищи для многочисленных малышей. Пошли с охотниками и два приставших к бабасанцам воина-степняка Ишкель-ды и Томасы.
Охотники, неслышно ступая, передвигались по осеннему лесу, держа направление в сторону болота, где обычно ложились на дневку лоси. Только молодые воины, которым все было в новинку, никак не могли приспособиться к шагу идущих впереди мужчин и то налетали на низко опущенную ветку, то цеплялись ногами за корневища.
— Тише, вы, — показал им кулак, даже не оглядываясь, Азат, который руководил всей охотой.
У мужчин за спиной были длинные луки, а в руках копья. Шли пока все вместе, но, дойдя до кромки болота, разделились на две группы, и первая из них пошла в обход. Они должны будут поднять лося и выгнать того на остальных. Ишкельды и Томасы остались на месте и подошли поближе к Азату, Тот посмотрел с усмешкой на них и спросил:
— Вы хоть лося-то живого когда видели? Нет?! Так я и знал. Ну, скоро увидите. Это что корова, только ноги длиннее и рога побольше будут. Сперва будем из луков стрелять, а потом уже на копье брать, коль не сможем убить. Поняли?
Друзья согласно кивнули головами, не показывая вида, что ноги у них предательски подрагивают и они уже не рады своему участию в охоте.
— Ладно, — продолжал меж тем Азат, — растягиваемся цепью так, чтоб каждый видел соседа, и медленно идем по болоту. Кто первый увидит сохатого, пусть даст знать.
Осенний лес с опавшей листвой был чист и прозрачен, и человек, попавший в него, сам видел далеко окрест и был виден другим. Оставшиеся охотники, числом около десяти, растянулись на довольно большое расстояние друг от друга и, тихо ступая, останавливаясь за деревьями, рассматривая следы на земле, медленно пошли в глубь болота. Ишкельды с Томасы поставили на правый край, а меж ними встал старый Сеид, который постоянно хмурил лоб и нюхал носом воздух.
— Слышишь? — спросил он шепотом Томасы, показывая рукой на нос и в сторону болота. Томасы
