— Спасибо тебе, Дмитрий Васильевич! — Мужик, повеселев, потянул за веревку. — Ну вставай, дура! — крикнул он корове. — В степь ее поведу, пусть гадит! — сказал он, улыбаясь Мите.
Корова замычала и тяжело поднялась. Мужик стегнул ее концом веревки.
— Война бы скорей началась, что ли! — вдруг сказал он.
— С кем? — удивился Митя.
— Да все равно с кем, все веселее жить! Прощай, что ли!
— Прощай!
Мужик пошел к воротам. Корова, тяжело покачивая раздутым брюхом, поплелась за ним. Они ушли в степь, и долго еще в степи раздавалось протяжное мычание…
Ночью ветер прекратился, и стало cовсем тихо. В доме горел свет. Лампа, висевшая во дворе, тускло освещала сарай, часть забора. За забором начиналась непроглядная темнота. Ни единого огня не было в степи.
Митя, постелив во дворе кошму, лежал, облокотившись на тулуп, и смотрел маленький телевизор. Передавали всемирные новости. Говорили что-то на английском языке дикторы, на экране возникали и пропадали какие-то города, шли корабли в океане.
Bдpyr собака, лежавшая рядом с Митей, вскочила и залаяла. Митя встал, вглядываясь в темноту. Собака умолкла, легла снова, успокоившись. Мите тоже сел, продолжая смотреть новости.
Телевизор вдруг погас. Погас свет на столбе и в доме, сразу стало темно и тихо. Митя в абсолютной тишине чиркнул спичкой, зажег керосиновую лампу.
Держа лампу над головой, осторожно переступая камни, он обошел дом. Здесь, под крышей, на старой ржавой раме стоял двигатель от машины. Митя сунул в него руку, подергал за какой-то рычаг. Переложив лампу из руки в руку, он нажал на стартер. Двигатель завелся, и сразу зажегся свет в доме и во дворе. Митя газанул, и свет разгорелся ярче, так, что стала видна степь за забором. Митя установил двигатель на малых оборотах, задул лампу.
Вернувшись, он снова улегся перед телевизором и стал слушать всемирные новости…
У разрушенной кошары стоял «ЗИЛ» с простреленными колесами, рядом, раскинув руки, лицом в землю лежал человек. Мужики с ружьями, окружив цепью кошару, сидели, лежали за остатками каменной ограды, кое-где курили. Метрах в ста стояли их машины, мотоциклы, из-за машин тоже выглядывали мужики с ружьями. Было тихое раннее утро.
Митя, пригнувшись за камнями, бинтовал руку единственному в цепи милиционеру. Милиционер, крупный, крепкий мужик, сидел в майке, привалившись к камням, и зло косился на кошару.
— В меня картечью с пяти лет стреляют, — говорил он, сжимая здоровой рукой автомат. — А вот, жив еще! В районе суки сидят, и в области суки, и в Кремле суки, патронов не допросишься, продали все! Эй, ты, вошь! — закричал он вдруг в сторону кошары. — Не вздумай сдаваться! Я пленных уже четыре года не беру, лучше застрелись!
К машинам подскакали двое всадников. Они спешились, и один, не спеша, пошел к кошаре. Из кошары выстрелили, человек шел все так же, не пригибаясь.
— Ложись! Ложись, дура! — закричали ему из цепи мужики.
Из кошары снова выстрелили. Милиционер приподнялся и дал короткую очередь по кошаре. Потом повернулся и выпустил очередь над головой идущего. Тот пригнулся и быстро побежал вдоль цепи. Подбежав к милиционеру и Мите, он упал на колени. Это был парнишка лет шестнадцати, совсем еще пацан.
— Дядя Рябов, хочешь помогу тебе? — радостно заговорил он. — Я знаю, чего надо сделать!
Милиционер поймал его здоровой рукой за ворот, а раненой ударил кулаком по уху. Парнишка вырвался, отскочив в сторону, вытер кровь со щеки.
— Пошел отсюда, Панька! — сказал ему Рябов. — Видал? — кивнул он Мите. — Сосед мой.
— Дурак ты, дядя Рябов! — обиделся парнишка. — Я тебе помочь хотел!
Рябов проверил автомат, оглянулся на кошару:
— Мужики! — заговорил он тихо. — По сигналу бейте в окна и двери, а я до стены добегу. Прикрывайте меня!
Парнишка вдруг быстро подскочил к Рябову и схватил одну из гранат, лежавших у его ног. Низко пригибаясь к земле, он побежал назад, к машинам.
— Панька, стой! Стой, собака! — закричал Рябов.
Добежав до машин, Панька вскочил на коня, поднял его на дыбы и поскакал к кошаре.
— Черт — его коня зовут, — тихо сказал Рябов.
Конь легко перескочил через ограду, за которой лежала цепь. Из окна кошары дважды выстрелили. Панька, пригнувшись к шее коня, отвел руку с гранатой. Он выпрямился и на полном скаку красиво бросил гранату в окно кошары. Проскакав еще метров пятьдесят, он остановил коня.
В кошаре рвануло тяжело, из окна пошел серый дым. Рябов первым выскочил из-за камней и побежал к кошаре. За ним бежали мужики с ружьями.
Когда Митя подошел к кошаре, мужики уже вынесли изнутри труп, положили его на траву, лицом кверху. Принесли второй труп, тот, что лежал у «ЗИЛа» с простреленными колесами. Столпившись, разглядывали убитых.
Митя присел рядом с убитыми, внимательно осмотрел их черные мертвые лица, пощупал пульс, встал молча. Чуть в стороне милиционер гонялся за Панькой, пытаясь схватить его коня под уздцы. Панька смеялся, отъезжая от него.
— Пиши бумагу, Рябов, в Москву! — гордо сказал он милиционеру. — Пускай мне орден присылают!
— Я тебя дома высеку при всех девках, понял? — крикнул ему Рябов. — Буду сечь, пока не обоссышься! — Он плюнул в сердцах и пошел к убитым.
— Вроде и не башкиры, и не татары, — сказал один из мужиков, разглядывая трупы.
— Те и стрелять-то не умеют. Кавказцы, что ли, какие? Черт знает что за народ!
Митя отошел к кошаре, сел на камень, глядя на мертвых.
— Двадцать четвертого числа, — диктовал Рябов мужику, записывающему на планшете, — двое неизвестных неопределенной национальности, предположительно азиатских кровей, зашли в дом к Перфильеву, спросили воды, после чего ударили Перфильева по голове табуретом, пытаясь оглушить. После чего ударили в затылок прикладом. Воспользовавшись его потерей сознания, неизвестные угнали у Перфильева машину «ЗИЛ». Так, Перфильев?
— Так, — кивнул один из мужиков с перевязанной головой.
— После чего Перфильев пришел в себя и на мотоцикле догнал угонщиков, одного из них застрелил из охотничьего ружья. Другой скрылся в старой кошаре и, отказавшись сдаться, был убит Павлом Рязановым с моего разрешения. Так, мужики?
— Так, так, — закивали мужики.
— Смерть подтверждает врач Дмитрий Васильевич Морозов. — Рябов взял бумагу, протянул Мите.
— Ранения описывать? — спросил Митя.
— Как хочешь, — Рябов улыбнулся.
Перфильев достал из своего «ЗИЛа» лопату и, подойдя к одному из убитых, стал примериваться.
— Ты чего это хочешь делать, голубь мой? — спросил его Рябов.
— Да вот, голову себе заберу, — просто ответил Перфильев.
Перестав писать, Митя с удивлением посмотрел на мужика.
— Голову? — вкрадчиво переспросил Рябов. — А на что тебе, позволь узнать, голова?
— Трофей, — отозвался Перфильев. — Я от него пострадал, я его и убил! Вот голова трофеем и будет, сувенир вроде!
Все, кроме Рябова и Мити, заулыбались.
— И что ты с ней делать будешь? — продолжал пытать Рябов.
— А что захочу, то и сделаю! — начал злиться Перфильев. — Захочу — на кол повешу, захочу — пепельницу сделаю! — И он занес лопату над мертвым.
— Ну руби, руби, — кивнул Рябов. — А я тебя посажу за надругательство над трупом, три года!
