Хрипло дыша, не переставая целовать его в грудь, в локти, которыми он защищался, она, ударившись лбом о колено, стянула с него брюки вместе с трусами и ботинками, швырнула на пол. Он пытался прикрыться одеялом, но она прижалась к нему тесно, извиваясь по-звериному, всем телом, укусила за ухо и все ласкала исступленно, целуя громко в губы, в нос, в глаза, вдруг отодвинулась, засмеялась тихо…
— Ты что? — спросил он хрипло.
— Ты же не хочешь меня, — продолжала она смеяться. — Просто категорически не хочешь!
Он смущенно погладил ее волосы.
— Бедненький, — она поцеловала его в щеку, снова отодвинулась. — А может, ты вообще больше не любишь девочек? — и отвернулась от него, затихла тотчас, дыша ровно.
Он с тоской глядел в потолок. Потом сел, дотянулся до вещей, принялся разворачивать скатанные в ком брюки…
— Ты чего? — Витя разглядывал его с удивлением. — Чего кричали?
Андрей мрачно налил себе, выпил, сел у стены на пол. Витя сел рядом, засмеялся…
— Она что, бьет тебя?
Андрей снова налил, снова выпил, закурил, потер лоб.
— Верблюд я, Витя, и одновременно полный осел… Зачем я ее привез? Я смотреть на нее не могу, что я с ней делать буду? Она какая-то сука стала! Этот запах после тюрьмы, как будто в кожу въелся! Витя, глядеть не могу!!!
— А ты не гляди, ты ее выпори. Возьми ремень и выпори!
— Зачем?
— А для чувства! Потом пожалеешь и полюбишь…
— Ну да…
— Ничего… Вот поедем скоро в Америку, может, там есть красивые девчонки.
— В какую Америку?
— В Северную… Нас от института посылают, в ихнюю киношколу.
— Именно нас?
— А кому еще ехать?
Андрей смотрел на него удивленно, вдруг вскочил и выбежал…
Он рванул дверь в ванную, вырвав вместе с шпингалетом. Она, по-прежнему голая, сидела в ванне, держа перед лицом осколок стакана.
Он схватил ее за руку, выкручивая, стараясь вырвать стекло.
— Пусти! — закричала она. — Пусти!
Они порезались оба, но Андрей отнял стекло, швырнул в коридор, и тогда она укусила его за палец.
Он вскрикнул, замахав рукой, глядя на нее с ненавистью:
— Дура! Хоть вся изрежься, только не здесь!
Она засмеялась, глядя на него, приподнялась, лизнула его в руку. Он отскочил.
— Вылезай!
По-прежнему смеясь, она выбралась из ванны, мокрая, шлепая босыми ногами, прошла в комнату, легла, укрывшись с головой.
Он, помахивая рукой, ходил по комнате, поглядывая на постель. Она лежала тихо. Он сел, зевнул. Взял какую-то книгу, попробовал читать. Осторожно отвернул одеяло. Она спала, закрыв лицо обеими руками…
Утром она разбудила его рано. Он сел, оглядываясь, ничего не понимая.
— На поверку становись! — она стянула с него одеяло, сама одетая, умытая.
В комнате все было уже прибрано и вымыто…
Она шла рядом с ним, спокойная; не удивлявшаяся ни рыжим цветам в траве, ни апельсинам в ящиках, не смущаясь людей и города.
В институте он оставил Таню внизу, сам пошел наверх, показаться в деканате. Институт шумел; останавливаясь, здороваясь с разными людьми, Андрей постепенно оживлялся, сон и гул в его голове проходили.
В деканате его поругали, но не сильно. Выйдя, он с удивлением увидел на лестнице, среди оживленно разговаривавших девочек-актрис Таню. Она курила и улыбалась так, словно училась здесь. Увидев его, она попрощалась, подошла, улыбаясь. Он огляделся, стесняясь ее. Они пошли вниз.
— Это что, правда, актрисы? — спросила она. — Никогда бы не сказала.
— Здесь как в гвардии, не принято следить за одеждой.
Они зашли в маленький универмаг.
Покупай, — сказал он. — Покупай все, что тебе нужно.
— Все-все? — она смотрела на него, смеясь.
— Все.
— Ты что, ограбил кого-то?
— Нет, нашел в уборной.
Она огляделась. Прошла вдоль прилавков, остановилась, вернулась к нему.
— Мне ничего не нужно.
— Совсем ничего?
— Совсем ничего.
Он тронул ее за плечо:
— Купи хотя бы белье…
Она подошла к прилавку с женским бельем, тронула что-то, заинтересовалась. Вдруг быстро перебрала все, что лежало на прилавке. Андрей искоса следил за ней.
— Вот это, — показала она продавщице. — Вот это, и… — она взяла быстро трусики, приложила к Андрею, разглядывая.
Он оттолкнул ее, оглядываясь.
— И вот это! — она засмеялась…
Она быстро шла в огромном универмаге, Андрей едва поспевал за ней.
— Смотри, смотри! — крикнула она ему звонко, показывая какие-то брюки. — Мы такие же шили…
Она затащила его в парикмахерскую, усадила его в кресло и, стоя позади него, веселая, сама показывала, как его подстричь, причесать, потом подстриглась сама.
Она выбежала на улицу, порозовевшая, какая-то светлая, он курил, прохаживаясь, встал, глядя удивленно. И никакой прически она не сделала, лишь чуть остригла тюремные пряди, но волосы легли как-то просто и ладно, лихо, совершенно при этом изменив ее тонкое лицо, которое показалось ему вдруг удивительно милым и нежным…
Она купила ему рубашку, туфли, заставила его примерить костюм, он отказался, но она сняла с него пиджак, даже пытаясь помочь расстегнуть брюки. Он, смеясь тоже, отбивался от ее длинных ловких рук.
Светлый летний костюм неожиданно пришелся ему, сидел просто, но как-то очень с шиком. Оглядев его, она тут же сорвала этикетку с костюма, с рубашки, скатала все его старые вещи, вынесла, бросила в корзину для мусора.
— Что ты делаешь? — он склонился над корзиной, достал из кармана паспорт.
— Ну, милый мой, нельзя же быть таким уж студентом!
