Двинулись вдоль стены. Впереди осторожно пробовал лед Потемкин. Вскоре стена расступилась, открывая узкий глубокий каньон. Настороженно оглядывая скалы, вошли в каньон…
Местность была ровная, шли среди чахлых карликовых сосен. Впереди виднелся трапециевидный холм.
— Нет, Чукотка! — обрадовался холму Потемкин. — Я здесь был. За горой стойбище будет. За стойбищами два дня — город Иультин.
— Большое стойбище? — оживился Махотин.
— Большое. Баня есть, магазин, кино есть. У меня кум там, Мишка Аллах-Юнь.
— Китаец, что ли? — спросил Сафронов.
— Зачем китаец, зоотехник, оленей лечит, собак лечит. В Москве учился. Долго, чуть не умер!
Все засмеялись, прибавляя шагу, и вдруг встали, умолкнув разом. Впереди лежала широкая черная полоса.
Махотин первый вышел на чистый, почти сухой асфальт. Прошелся недоверчиво, цокая подковами сапог, притопнул осторожно:
— Ерунда какая-то…
Дорога лежала ровная, как струна, от горизонта и до горизонта. Простая в общем-то дорога, но только идеально гладкая.
— Аллах-Юнь, говоришь? — Сафронов глянул на якута. Потемкин, встав на колени, гладил дорогу руками.
— Ерунда! — повторил Махотин. — Таких дорог и не бывает! — он достал топор и стал рубить край дороги.
— Чего ты рубишь там? — спросил Сафронов.
— Асфальт, а вроде и не асфальт.
— Может, это недавно построили? — спросил Николай неуверенно.
Ему не ответили. Стало тихо и неуютно им на этой пустынной дороге.
Где-то далеко вдруг заревело. Тяжелый низкий звук приближался. Не сговариваясь, все побежали с дороги. Отогнав нарты, упали в снег, щелкая затворами.
Что-то огромное и сверкающее неслось к ним через тундру. Собаки заскулили жалобно, дергая тощие нарты. Люди глядели изумленно…
То была машина, каких они никогда не видели. Огромный, тупоносый, серебряный грузовик с серебряным радиатором и серебряным фургоном, как в сказке, пронесся мимо них и, дав гудок, стал уменьшаться к горизонту…
— Это правительственный грузовик, — зашептал Махотин. — Ей-богу, тут где-нибудь космодром, наверное.
— Хватит врать, — остановил его Сафронов. — Какой космодром!
Они поднимались, отряхиваясь.
— А может, здесь база секретная? — предположил Николай.
— Пойдем следом, — сказал Сафронов, — а там разберемся, что там за база, или какой такой Аллах-Юнь.
Они лежали на холме, в снегу, передавая друг другу бинокль. Позади них кончался густой ельник, а перед ними, внизу, у дороги, стоял ресторан. Рядом десятка полтора машин, дальше — освещенный электричеством, чистый аккуратный поселок. На крыше ресторана развевался звездно-полосатый флаг.
— Вот это вляпались мы! — прошептал Сафронов. — Вот это беда так беда!
Николай жадно вглядывался в освещенные окна. Махотин в бинокль осматривал поселок:
— А может, это база какая, специальная, как будто Америка, чтобы наши тренировались? — он вдруг замер.
За одним из столиков в ресторане мужчина свирепо жевал бифштекс.
— Тренируется… — Махотин, не отрываясь от бинокля, проглотил слюну.
Якут, лежа на боку, вытянув руки, глядел на холмы за поселком:
— Хатырка—хатырка… Меня повесить… моя вина…
С трассы свернула красная машина. Две белокурые девушки, в джинсах, свитерах, смеясь перебежали в ресторан.
Николай вдруг поднялся радостно:
— Нет, мужики, это не база. Это Америка, настоящая Америка! — и он шагнул вниз.
— Куда? Ложись! — Сафронов поймал его и окунул в снег.
Из ресторана донеслась музыка.
— Тогда хана, — Махотин съежился, обняв винтовку. — Убьют нас.
В ельнике, на все лады, позади них, завыли собаки…
Собак распрягли, и они, не останавливаясь, не оборачиваясь на хозяев, понеслись в сторону поселка.
— Вот и все! — сурово заключил Сафронов. — Экспедицию считаю завершенной. Всем благодарность, можно разойтись по домам!
Они сидели вокруг оставшихся обрывков и пустых мешков. Николай тронул последнюю канистру, в ней глухо плеснуло. Он оглядел всех.
— Что ж, вешаться теперь? А может, напоследок поедим по-человечески. Хоть раз в жизни в американском ресторане посидим?
— Ты что ж, язык знаешь? — Сафронов внимательно смотрел на Николая.
— Немного, — смутился парень. — В школе учил…
— Убьют! — Махотин вздохнул. — Интересно, как они шпионов советских, расстреливают или вешают?
— На охоту идти надо, — сказал Потемкин твердо. — Лося искать. Сначала меня повесить, моя вина. Потом лося искать.
Сафронов все смотрел на Николая, лицо его просветлело.
— Успеем на охоту, а ну, Филипп Ильич, давай сюда перстень… Митрофановский…
Николай пошел вниз, прямо к ресторану. Оглянулся на ходу. Три винтовки смотрели из ельника.
— Если что, сигай в окно! — крикнул ему тихо Сафронов. — Мы их, в три ствола, положим, со всей ихней музыкой…
Николай вышел на асфальт, притопнул, сняв шапку, поправил волосы и зашел в ресторан.
Винтовки из ельника смотрели в хорошо освещенные окна. Потемкин переводил мушку с одного человека на другого. Сафронов поймал на мушку улыбающегося бармена. Махотин выбрал мужчину, сидевшего рядом с девушкой и жевавшего мясо. Он стал целиться ему прямо в лоб. Мужчина вдруг замер, и перестав жевать, стал оглядываться.
В ресторане было шумно и людно. Играла музыка. Люди улыбались Николаю. Он, протискиваясь осторожно среди них, улыбался им в ответ, держа в руках шапку, прижимая ее к животу.
Пройдя в угол, он незаметно вынул из шапки наган и сунул его в карман. Его никто не хватал, не спрашивал. Николай вытер пот со лба.
Оглядевшись, он подошел к стойке бара, встал с края. Бармен, тот, которого держал на мушке Сафронов, заметил его, тут же, улыбнувшись, спросил что-то.
Николай не понял, но тоже широко улыбнулся, не вынимая правую руку из кармана. Бармен снова спросил что-то, пожав плечами, отошел.
Николай, продолжая улыбаться, огляделся, потом незаметно поманил бармена рукой и протянул ему несколько червонцев:
— Еда. Есть! — он тщательно выговорил по-английски.
— Вы турист? — бармен с любопытством рассматривал деньги парня.
— Что? Да, турист, — Николай продолжал улыбаться.
— Я сожалею, — бармен покачал головой, отошел.
