— Не останавливайся! — кричал Сафронов. — Бей по прожекторам! — он бросил шест, лег на спину, задрав винтовку.
Вертолеты пошли навстречу, стреляя из бортовых пулеметов. Два взрыва легло позади нарт.
Они снова развернулись, пошли еще ниже, почти над тундрой. Один из прожекторов погас, подбитый. Взрыв накрыл третью от Сафронова упряжку, разметав собак и пылающие канистры со спиртом.
— Ермакова убило, — крикнули оттуда.
Часть упряжек заворачивали влево. Где-то истошно визжал Лазарь.
— Поворачивать назад надо! Всех перебьют!
Сафронов остановил собак, соскочил, матерясь, сбросил с нарт две искореженных пулями канистры. Из канистр на снег хлестал спирт.
Рядом приостановился Потемкин:
— Жив?
— А чего мне будет? — отозвался Сафронов сердито.
Он снова вскочил на нарты, погнал собак:
— Сволочи, и людей перебьют, и товар попортят! По винтам, по винтам бей! — закричал он.
Вертолеты заходили им навстречу, отсвечивая серыми брюхами. Нарты неслись прямо на них все быстрее.
Путятин поднял над головой пробитую канистру, и струя спирта полилась ему в глотку. Утершись, он махнул канистрой вертолетам:
— Ваше здоровье! — отшвырнув далеко канистру, взял винтовку. — Оп-оп-оп-оп!
Вертолеты, цепляя брюхами снег, стреляя из всех стволов, пошли навстречу. Нарты летели на них, не сворачивая, погонщики, лежа на нартах, били из винтовок…
Безлюдная снежная пустыня молчала. Низкое солнце клало длинные тени под холмами. Вдалеке показалась черная точка, донесся лай собак.
Одинокие нарты быстро приближались, на нартах сидел Махотин. Объезжая холмы, он внимательно оглядывался. Вдруг встал, перехватив винтовку.
В стороне, в шагах в ста, на холме стоял Сафронов. Филипп Ильич, обрадовавшись, повернул собак к нему.
— Где вертолеты? — спросил Сафронов хмуро.
— На юг ушли вертолеты.
— А ты что, один?
— Один. Остальные, кто жив, на юг повернули. Лазарь нас смутил. Я тоже повернул, опомнился потом, за вами пошел. Сутки уже вас ищу.
Александр устало сел на снег, помолчал, оглядывая безлюдную тундру:
— Собака Лазарь! — он ударил себя по колену. — Сколько живых осталось?
— Не знаю, — Махотин оглядывался, ища остальных. — А ты-то как?
Александр, вздохнув, поднялся, пошел с холма в лощину, свистнул.
Снег в лощине зашевелился. Откидывая шкуры, присыпанные снегом, из нор полезли люди и собаки. Люди отряхивались, проверяли оружие. Тут же быстро отрывали заваленные снегом нарты.
Шесть нарт стояло в ряд, готовые в путь, и шесть человек. Потемкин, Николай, Митренко, Путятин, Филипп Ильич. И Сафронов сказал просто:
— На юг нам дороги нет. Наша доля с нами. Пойдем, куда шли, до конца!
Он тронул свою упряжку. Маленький караван пошел, потянулся на север…
Короткий день был как ночь. Вверху звезды и угасающее чернильно-синее небо, а внизу, в мерцающей пустыне, черные точки каравана…
Вертолеты подошли с запада. Мрак уже сгустился, но выдал снег. Их было два, они повесили по желтой ракете и зашли для атаки с фланга.
— Ну, сукины стрекозы! — Митренко оскалил железные зубы зло.
Собаки привычно понесли нарты, люди молча ложились, приготовив винтовки.
Вертолеты прошли низко, рассекая тундру пулеметными трассами, и ушли вверх, к звездам, оставив внизу огромный сиреневый цветок взрыва…
Отстреляв всю обойму, Сафронов остановил собак. Снег горел, залитый спиртом, кругом валялись обломки нарт, собаки.
Он подбежал к погонщику, лежавшему ничком, стащил с него горевший полушубок, сбил пламя, перевернул на спину. На обгоревшем лице мужика сверкнули железные зубы:
— Извини, Александр Степанович… — сказал Митренко хрипло. — Не доглядел…
— Молчи!
Вместе с подбежавшим якутом Сафронов бегом донес мужика к своим нартам.
Собаки понесли снова. Сафронов, глядя на приближавшиеся вертолеты, перезарядил винтовку.
Оглушая пулеметами, они снова прошли над тундрой…
Николай, пригнувшись, проскочил разрывы. Его собаки несли бешено. С удивлением Николай увидел, как нарты, летевшие впереди, вдруг встали, странно разваливаясь. Очередь с вертолета перерезала их почти пополам. Спирт хлестал из канистр. Рядом с нартами пытался встать на перебитые ноги Путятин. Он был мокр с ног до головы от спирта и улыбался:
— Ну, блядь, за всю жизнь напился! — он никак не понимал, почему не может встать. Под ним натекало черное…
Николай ударил его собак, те понеслись дальше. Подхватив Путятина, как ребенка, уложил его на свои нарты. Его догнали упряжки Сафронова и Потемкина. Вертолеты снова приближались с ревом…
Путятинские нарты, оставшиеся без хозяина, вспыхнули, и собаки, обезумев, несли по тундре пылающий фиолетовый факел…
— Андрей, да чего же это мы? — Сафронов, соскочив с нарт, ударил собак, сам сел на снег, не прячась, целясь в приближающийся вертолет.
Якут соскочил в снег. Его нарты тоже ушли вперед.
— Давай вместе, Андрей, давай, родной!
Они ударили залпом… Еще…
Махотин, поравнявшись с пылавшими нартами, на бешеной скорости, стрелял по ремням. Нарты перевернулись, пылающий факел оторвался и остался позади, собаки, освободившись, не останавливаясь, так и неслись в упряжке дальше…
Один из вертолетов вдруг лег на бок и, описав неправильный круг, беспомощно лег в тундру, как бочка. Второй, не атакуя больше, кружил над ним.
— Попали, черти! — Сафронов засмеялся зло.
За ними вернулась упряжка Махотина, они запрыгнули на нее на ходу...
Сиреневые костры догорали в тундре…
Низкие облака шли с севера. День был сырой. Они стояли на холме. Тундра кончилась, впереди стояли изломанные ледяные валы береговых торосов.
— Вот и кончилась Россия, — сказал тихо Махотин.
— На земле нам не спрятаться. А в океане нас искать не будут. — Сафронов оглянулся на холмы.
Четверо человек, четыре упряжки и две свежих могилы с маленькими крестами, словно и правда, на краю света…
Северное сияние мерцало в черном небе, а под небом лежали бесконечные ледяные поля Северно- Ледовитого океана. Караван шел по льду…
Лед, лед до самого горизонта, четыре упряжки продвигались одна за другой.
— Надо было в тайгу идти к Митрофану, — тихо шептал Махотин на последних нартах.
