— «Вор».
Погонщики, замедляя ход, вглядывались молча в почерневшее лицо повешенного, снова погоняли собак…
На небе мгла. Деревья попадались все реже. Караван шел среди невысоких скалистых гор. Вдруг слева внизу открылась долина; и люди, и собаки встали. В долине стояло пятиэтажное бетонное здание, пристройки, две бетонные коробки цехов, оплетенные трубами, выбитые окна, как черные глазницы, и кругом колючая проволока.
— Уходить надо, — шептал Андрей. — Здесь смерть, кто долго здесь стоит, тот умирает.
Мужики столпившись, слушали его, робко поглядывая на брошенный завод.
Караван тронулся, пошел прочь, люди бежали рядом с нартами, помогая собакам.
Солнце взошло около одиннадцати утра, небо было чистое и пустое. Петляя между огромными каменными глыбами, нарты поднялись на перевал.
Мужики, останавливаясь, крестились, глядя на другую сторону хребта. Тайга кончилась. Впереди открывалась бесконечная страна, состоящая из белых снежных волн.
— Вот она, матушка! — Митренко блеснул железными зубами и снял шапку. — Тундра.
— Ну, с Богом! — сказал Сафронов. — Теперь не зевай!
Упряжки пошли вниз…
Не было ни дерева, ни куста, ни камня. Был снег и черно-синее небо. Тундра, как штормовой океан, застывший разом, белый-белый…
Черное небо и холодная фиолетово-розовая корона под звездами — северное сияние. Внизу в бесконечном снежном поле двигалась маленькая живая нитка каравана…
Низкие тучи шли навстречу, на юг. Свирепая поземка заметала собак. Андрей и Александр, стоя на нартах, глядели вперед на маленькую черную точку в безбрежной белой пустыне. Якут кивнул…
Точка оказалась пятью чумами. Караван подходил тяжело, собаки завели свою песню, и сотни собачьих глоток ответили им. У чумов горел костер, стояли мужчины-чукчи, и ждало множество собачьих упряжек…
Андрей и Александр здоровались с чукчами. Погонщики, помогая шестами, быстро меняли собак на свежих. Чукчам отгрузили десять канистр со спиртом…
И снова неумолимо, на север шел караван. С холма на холм. Кругом только белое, ни души. И вдруг нарты встали разом, и все псы зарычали, словно взбесились. Погонщики, расхватав оружие, стояли молча.
Серая туча впереди покрыла тундру. Тысячи, сотни тысяч оленей шли по тундре на запад, перекрыв дорогу каравану…
Уже и передохнули собаки, и люди обкурились на морозе, а серые олени все шли и шли без конца…
Короткий северный день угас, но караван все шел под зажегшимися звездами, словно единое живое существо, дыша натруженно сотнями собачьих глоток.
И вдруг в небе лопнул серебряный шар, заливая тундру химическим светом, а впереди на холмах зажглись сразу два зенитных прожектора. Воздух взорвался. С обеих сторон крест накрест легли трассы пулеметов. Лучи прожекторов шарили по холмам.
Упряжки, разворачиваясь, пошли назад. Со стороны прожекторов заскрежетало, и хриплый голос объявил в мегафон:
— Сдавайтесь, суки, и Советская власть вас помилует!
Упряжки, обгоняя одна другую, уходили от прожекторов и пулеметов.
— Куда?! — Александр на своих нартах перерезал отступавшим путь, вскочил, махнув винтовкой. — А ну назад!
— Да их там не меньше дивизии! — закричал один из мужиков.
— Весь Сибирский военный округ собрался тебя, дурака, ловить! — с издевкой сказал ему Александр. — Ишь, бегунцы, весь снег изгадили! Разберись в цепь!
Часть погонщиков, разворачивая нарты, клали собак, другие легли в цепь. Сафронов шел вдоль них в рост, не обращая внимания на пулеметные и автоматные трассы над головой.
— Что, стрелки, это вам не в ложку стрелять. Подумаешь, пулеметы да бэтээры, на то вам и оружие дадено! С бабами в бане мы храбрые! А ну, Ермаков, Потемкин, гасите мне эти фары! Гасите, гасите, к чертовой матери!
Ермаков и якут, сев для удобства на колени, стали бить из винтовок по прожекторам. Один погас тотчас. По второму ударили залпом и тоже погасили.
— А?! — закричал радостно Александр.
— Да! — ответили ему, радостно мужики.
— Можете воевать, курицыны дети? Махотин!
— Я! — сзади него вырос Филипп Ильич.
— Ну, давай, стратег! — Сафронов оглядел его. — Бери людей и на лыжах иди вон туда! — он показал на холм. — Посмотри, что у нас слева.
— Есть!
— Они нас потеряли, раззявы! — глядя в бинокль на автоматные трассы, сказал Александр. — Чего они вправо-то бьют?
Лопнуло с шипением, вверху снова зажглась ракета, осветив машину с прожектором, цепь, двигавшуюся впереди, и двух солдат, возившихся за машиной с ящиками.
Один из них вдруг вскрикнул, бросился к машине, но тут же, закрыв голову руками, упал в снег. Другой с широко раскрытыми от ужаса глазами, вставал тихо, передергивая затвор у автомата.
Прямо на него, страшные в неверном свете, неслись собаки, а за ними на нартах сидели страшные люди с винтовками и шестами.
Одни нарты встали в десяти шагах, и солдат увидел ствол, направленный ему в живот, и улыбающееся лицо Путятина.
— Как фамилия, сынок?
— Морозов… — тихо сказал солдат.
— Ты, Морозов, автомат положи к ногам, а сам покури пока…
Упряжки, одна за другой, проносились бесшумно и лихо мимо солдата и разом исчезали, ныряя с холма…
Ударило тяжело, взорвавшийся снег накрыл упряжки белой лавиной.
— Веером расходись! — Закричал Сафронов, погоняя собак. — Оп-оп-оп-оп!
Нарты шли в ряд, как на гонках, неслись со скоростью машины.
Еще один снаряд взорвался позади. Александр обернулся. Справа, метрах в десяти неслась другая упряжка. Митренко, распластавшись на нартах, погонял собак лежа. Глянув на Александра, он улыбнулся ему всеми своими железными зубами.
— …Оп-оп-оп-оп!
Где-то вверху и в стороне заработали винты.
— А-а! — радостно закричал Митренко. — Сейчас они нас сверху агитировать будут.
— …Оп-оп-оп-оп!
Два вертолета, светя прожекторами, прошли над ними наискосок, стали разворачиваться для захода.
