была масляная стрелка и цифры: 137/2 Юго-Запад.
Они остановились, тихо переговариваясь, достали планшет. Все трое в высоких, до пояса, резиновых сапогах, один в резиновом плаще, у всех рюкзаки, автоматы на груди, длинные палки-посохи. Сверившись, они двинулись дальше.
За ними вышел еще один. Он шел, не включая фонарика, внимательно следил за первыми тремя. Он был тоже с рюкзаком и палкой. И снова тихо.
И вдруг множество огней. Люди шли по четыре, по шесть в ряд, все с оружием, рюкзаками, некоторые в резиновых плащах, некоторые по пояс голые, в кожаных куртках без рукавов, длинноволосые и бритые. Шли спокойно, переговариваясь, у кого-то играл магнитофон. Тащили две резиновые лодки, нагруженные вещами. Один ехал по воде на велосипеде, останавливаясь каждую секунду, натыкаясь на спины впереди идущих. Прошло человек сорок, свет ушел дальше, и снова тихо.
Наконец прошли двое замыкающих. Он встал из воды и глянул им вслед. Огни и два темных силуэта на их фоне. Один из замыкающих иногда вдруг оборачивался и включал фонарь на полную мощность, проверяя тоннели.
Он снова сел, замер. Осторожно ступая, прижимаясь к стенам, прошли еще двое, в брезентовых рубахах, сапогах, с монтажными цепями на плечах. Эти явно следили за первыми.
Он тихо пошел следом, у бокового тоннеля остановился, не зная, куда идти. Прошел еще, подойдя к следившим почти вплотную, но они не заметили его.
Ему стало скучно, и он отстал, свернув в боковой проход, там на стене нащупал свой знак, осмотрелся, сел, потом вдруг бегом бросился по тоннелю, вверх в колодец, в следующий тоннель и, скоро снова оказался у выхода в галерею. Как раз в том месте, где проходили вооруженные люди. Посмотрев на них еще раз, он ушел прочь от магистрали.
От подвала с низким закопченным сводом коридор вел в следующий, пол которого был усыпан цементным порошком, обрывками крафт-мешков и битыми изоляторами, дальше через проход третий, и дальше целая цепь подвалов. В третьем подвале у одной стены стояла голая кровать с пружинной сеткой, а у другой, привалившийся к стене, сидел он и что-то медленно жевал. За подвальной решеткой, в пустом переулке начиналось хмурое тоскливое утро. Он сидел, бросив свое оружие на пол, жевал и с тоской смотрел на стену перед собой. Из прохода появилась крыса, пискнула и прыгнула назад, но он не услышал ее, а все так же тоскливо жевал, съехав по стене на локоть, костлявый, грязный, жалкий.
Что-то изменилось. Он прислушался. Еще некоторое время он сидел, затем медленно, нехотя встал, но вдруг быстро взял секиру, заспешил, уходя в проход, прикрыл за собой дверь, она была без засова, побежав быстрее, закрыл следующую дверь, засов там закрывался едва, бегом кинулся в следующий подвал, склонился там над крышкой канализационного люка.
Он уже отодвинул его, уже сел на пол, но вдруг передумал. Он встал, взял в правую руку секиру. Он пошел назад, через коридоры и подвалы, открывая двери, он уже бежал, третью дверь он просто толкнул ногой и сразу ударил секирой первую собаку желтой масти.
Они рвались в дверь кучей, а он рубил их сплеча, не целясь. Они отбежали, и он вышел им навстречу.
Теперь, когда они снова бросились на него, обе двери были отрезаны. Kтo-то успел хватануть его за ногу. Хромая в туче цементной пыли, отмахиваясь от прыгающих к горлу, он отступил к стене. Он уже не успевал их рубить, но ни он, ни они не издавали ни звука. Вдруг из двери выбежал человек в брезентовой робе с монтажной цепью на плече. В руках у него был тяжелый тесак. Пока собаки откатывались, он успел убить двоих, а третью просто разрубил пополам. Теперь они бились вдвоем, отжимая собак к дверям. Те вдруг разом развернулись и, стуча когтями по полу, ушли по коридорам. Снова стало тихо, оседала цементная пыль, и валялось около десятка собачьих трупов. Монах с тесаком улыбнулся. На лице его, от носа к уху, тянулся старый глубокий шрам. На улице зашумела машина, донеслись чьи-то голоса.
Он смотрел на монаха угрюмо, не выпуская секиры. Шагнул назад и, отвернувшись, ушел в проход. Монах, спрятав под брезент тесак, поправив цепь, шагнул за ним, но не пошел, лишь смотрел, как его длинная кошачья спина движется в подвалах.
Он вышел из подвала на улицу, бросил свое оружие и пошел по мокрому, свежему тротуару. Навстречу ему спешили на работу люди, с лицами чуть припухшими со сна. Утро было чистое, светлое, прохладное. Дыхание оставляло легкий пар.
Две маленькие девочки обогнали его. Они спешили в школу. Оглянувшись на него, они засмеялись.
На перекрестке уже было шумно и тесно от машин, Начинался час пик. Огромные, высокоэтажные дома клали тени на целые кварталы, редкая зелень уже тронута первой желтизной. Люди изредка оглядывались на него, но им было некогда, они спешили по своим делам. Он ехал в автобусе на задней площадке, и люди отодвигались от него, морщили носы, а кондуктор столкнул его и выругался вслед. Он шел по центральной улице, сливаясь с общей массой, потерявшийся в толпе.
На маленькой улице он свернул в старый квартал, прошел через дыру в заборе, мимо сушившегося белья, вышел к старой котельной и остановился.
Трубы до половины не было. На крыше возились рабочие, во дворе котельной в новенький самосвал грузили мусор.
Он сделал крюк через подвалы, шел по узкой отвесной трубе вниз, бежал по тоннелю, лез по скобам, ударился головой, открывая люк в старый угольный подвал. Здесь было пыльно, но тихо.
Когда он зашел в яму для золы, то сквозь пыль увидел, как в кучу свежего кирпича упали какие-то железки, мусор, парчовая портьера. Работала лебедка, сверху доносились голоса.
Он сидел в подвале у низкого окна, обхватив колени руками и, чуть раскачиваясь, смотрел на маленькое кафе напротив, через улицу. Люди сидели за столиками прямо на тротуаре, не обращая внимания на шум машин, читали газеты, смеялись, кормили голубей, вытирали детям рты.
За кафе на пустыре экскаватор рыл котлован для нового дома. Что-то кричали рабочие, кто-то махал флажками, механическая рука все поднимала и поднимала на поверхность земли камни, остатки труб, ревел двигатель, а люди за столиками все читали газеты, и он, сидя в своем подвале, покачиваясь, обхватив, колени, все глядел на улицу и тихо мычал…
Было тесно, он извивался, протискиваясь через узловые блоки кранов и труб. Где-то гудели вентиляторы вытяжки. У очередного горизонтального прохода он задержался, полез было уже дальше вверх, но передумал, быстро пополз в боковой проход мимо решеток, через которые в канал падал свет. За решетками внизу был большой, украшенный хрустальными дневными люстрами зал. В зале у компьютеров и телескопов ходили девушки в униформе, с папками, кассетами. В зале было чисто и светло.
Крысу он настиг в самом тупике. Деваться ей было некуда, через решетку она пролезть не могла. Она ждала его, сжавшись в большой черный комок. Он вытянул из-за ремня мешок, намотав его на одну руку, выставил ее вперед.
Крыса запищала пронзительно. Девушки в зале замерли, оглядывая стены, не понимая, откуда идет отвратительный звук. Писк разом оборвался. Вдруг одна из девиц вскрикнула и дико завизжала, указывая на вентиляционную решетку. Из решетки на стену свесился полуметровый розовый хвост.
Он выбрался на крышу. Был день, осенний ветер согнал дымку, и город был чист.
Он обошел всю крышу, оглядывая город, забрался на возвышение шахты лифта, где стояла крепкая стальная мачта с толстым проводом на стальном тросе, который, тяжело провисая, уходил наискосок вверх к еще более высокому зданию. Он попробовал трос на крепость, повиснул на руках, зацепился ногами, легко полез вверх на соседнюю крышу.
На крыше был небольшой навес под тентом, плетеные кресла, столики, стол для пинг-понга, несколько пластиковых душевых, банки из-под пива в полиэтиленовом баке, оставшийся с лета солярий.
Ощупав белую стену, возвышающуюся у края крыши, со стороны пропасти вниз, он нащупал внизу свой знак: три ромба и безрукое туловище с хвостом. Он зарычал и, оторвав от парапета железку, ударил по
