живот, отдыхая.
Где-то внизу приближался звук патрульных машин. Он подобрался к краю крыши, заглянул вниз.
Внизу у кафе стояли машины полиции и «скорой помощи». Полукольцом, переговариваясь, толпились люди. Среди них он заметил двух монахов в брезентовых робах, перетянутых монтажными поясами, они стояли и курили, похожие на обыкновенных рабочих-монтажников.
Полицейские осматривали кафе, опрашивали очевидцев, через двери вынесли на носилках двоих, накрытых простынями. Двое дежурили на заднем дворике, отгоняя репортеров, которые фотографировали люк, не решаясь подходить близко.
Подъехало еще несколько машин, из них быстро выпрыгивали люди в специальных прорезиненных комбинезонах, с автоматами и ранцами. Осмотрели люк, подцепили его крючком, отбежали, легли, машина стальным тросом потащила крышку, крышка поддалась, тут же рванула и взрывом из колодца ее откинуло на кучу пустых коробок. Один из них снова подбежал, проверив датчиком колодец, опустил на тросике вниз детонатор, отбежал. Другой сидел у походного пульта, щелкал клавишами, снова раздался взрыв в глубине колодца. Дым еще не вышел, а люди, один за другим, быстро опускались вниз, крепкие, перетянутые ремнями, с портативным складывающимся оружием, мощными фонарями. Туда же опустили компактные ящики, от которых с катушек разматывали тонкие кабели. Оператор уже подключил их к специальному закрытому автомобилю, открыв дверцу, сел в маленьком гнезде среди приборов.
Двое, с телевизионными камерами, переодевшись в спецодежду, тоже ушли вниз, оставив наверху около мониторов и машин молодого веселого комментатора, который, подключившись в эфир, уже вел прямой репортаж. Часть полицейских из спецподразделения остались наверху у своих машин. Один из них, сняв шлем, белокурый, высокий, переговаривался с девушкой, стоявшей в толпе, другой связывался в машине по рации, остальные, в кружок, смотрели карту коммуникаций. Вдруг все разом сели в машины, говоривший с девушкой помахал ей рукой, сел последним, завыла сирена.
Он шел по краю крыши, легко перепрыгнул на следующую, дома стояли вплотную, серые, с высокими каменными трубами. Солнце уже заходило, наполняя город рассеянным желтым светом. Над крышами, наискосок от солнца, прошли два вертолета.
Через улицу, за деревьями на крыше двухэтажного дорогого коттеджа под стеклянным прозрачным потолком, в шезлонгах сидели две голых девушки, загорали в свете кварцевых ламп, оттуда доносилась музыка.
Он сидел, обхватив колени, на бетонном выступе, глядел вниз. Чуть дальше на выступе сидело десятка полтора голубей. Каркнув, пролетел ворон, и голуби, захлопав крыльями, слетели вниз к людям, сидевшим на скамейках.
Он посидел, глядя на ворона, пошел дальше. Обходя бетонную стену шахты лифта, вдруг остановился, замер. Там, где в стене выбит его значок, углем был нарисован точно такой же, только перевернутый, теперь треугольные головы смотрели друг на друга. Одни сверху, другие снизу, два разрезанных туловища и кривые одинаковые хвосты.
Очнувшись, он подбежал вплотную, ощупал стену, обнюхал, огляделся. Отошел, сел на крыше, глядя то под ноги, то на знаки, снова вскочил, оглядывая улицы, высотные дома. Вдруг сорвался с места, пролез в узкую щель вентиляционного выхода, быстро двинулся по шахте вниз, свернул в горизонтальный проход, в маленькой камере нашел еще один свой знак, внимательно осмотрел стены. Второго знака не было.
Он вошел в здание через просторный отделанный мрамором вестибюль, поднялся по лестнице в коридор какой-то фирмы, пошел в его конец, не обращая внимания на людей, расступавшихся перед ним, не оборачиваясь, не останавливаясь. У одной из комнат его окликнули, кто-то попробовал остановить, грязного дикого среди этих чистых, ухоженных людей, он, не оглянувшись, не замедлив шага, отшвырнул человека назад, дошел, наконец, до крайней комнаты, вошел. Там сидело несколько девушек, и какой-то мужчина звонил по телефону, стучала машинка. Он оглядел их и все тихо встали. Из-за двери вышел какой-то начальник и тоже замер. Он прошел к окну, сорвал мешавшую ему штору, открыл раму и выглянул.
Над стеной здесь был бетонный карниз галереи, соединявшийся с соседним зданием. Отсюда был виден его знак, выбитый под самым карнизом, вокруг знака не было никаких следов.
Он обернулся, пошел из комнаты, и люди, сбежавшиеся к двери, быстро рассеялись, давая ему широкий проход, с ужасом глядя на его закоптившееся, костлявое лицо, отворачиваясь от его нехорошего нелюдского взгляда.
Вечерняя улица, машины, люди. Он быстро шел через толпу, сворачивал в подворотни, выходил другими улицами, У небольшого трехэтажного дома остановился, глядя под крыши, где стоял одиноко еще один его знак. Постоял немного, пошел медленнее, глядя перед собой. Выходя на улицу, обернулся, заметив идущего следом за ним монаха.
Он прошел еще немного, свернув на другую улицу, незаметно оглянулся, вновь увидел монаха, перебежал дорогу, вскочил в автобус, пугая людей, оглядел их внимательно, настороженно. Через две остановки вышел. Прямо посреди улицы сорвал крышку люка, исчез в колодце.
Он шел широким тоннелем, по пояс в воде, света здесь не было совсем, чернота, мрак окружали его, и он сам растворялся в этом мраке, не выдавая себя даже редкими всплесками воды. У одного из поворотов он нащупал свой знак, провел рукой по стене вокруг, прижался, сев в воду. Послышался шум воды, через минуту появился монах, тоже двигавшийся в полной темноте, тыкавший впереди себя палкой. Монах остановился в полуметре от его головы, прислушиваясь, осторожно пошел дальше. Он бесшумно двинулся за монахом, держась почти вплотную. Тот все прислушивался, останавливался, наконец, не выдержав, резко включил фонарь и осветил им, оглядываясь, воду. Черная вода тихо, медленно текла по тоннелю. Где-то срывались капли, монах быстро пошел по воде дальше, почти побежал. Больше он не выключал свет.
Впереди тоннель стал светлее, где-то далеко мерцали два красноватых огня. Это два факела, косо торчащие из стен, один напротив другого, высвечивали стены и черную воду, отражаясь в ней огненными пятнами.
Чуть дальше за факелами на обеих стенах были нарисованы два огромных в рост человека черных креста, перекрещенные двумя маленькими стрелками. Сразу за крестами в стене была вырублена небольшая комната, в которой сидело трое монахов с оружием, четвертый монах лежал в гнезде у потолка повыше, над невключенным фонарем, из гнезда торчал ствол его карабина.
Монах, за которым он шел, помахал фонарем, сказал что-то, добрел под крестами по воде до комнаты, и устало прислонился к стене. Монахи за руки втащили товарища в нишу, мокрого, грязного. Тот вытянулся на полу, закурил.
Он из темноты внимательно оглядывал монахов, тихо пошел назад, глядя на потолок, забрался по вертикальному колодцу, выбираясь к поверхности, осторожно приоткрыл крышку.
Пройдя вдоль пустынного дворика, остановился перед высоким бетонным забором, обсаженным изнутри высокими дубами, за которыми ничего не было видно.
За углом такой же забор, дальше стальные глухие ворота, а рядом железная дверь с маленьким окошечком. Он вернулся обратно в люк, и по тоннелю отойдя от поста с факелами дальше, нашел боковой узкий лаз с водой, прошел по нему еще в одно ответвление, поднялся по колодцу, в котором не было скоб, к узкому, совсем тесному каналу, через который проходила труба. Он лег на трубу и пополз.
Огромный сумрачный зал, по периметру через каждые три метра горели факелы. На стене посреди зала огромный черный крест с двумя перекрещивающимися стрелками. Под крестом на небольшом возвышении шесть человек в черных комбинезонах, перетянутые монтажными поясами.
Перед возвышением лицом к нему, на полу сидело около сотни монахов, многие с оружием, с тесаками на поясах.
— Не бойтесь, ничего, кровь и грязь все едино…
Один из шести, стоявших под крестом, говорил громко, лица его из-за горевших позади него факелов почти не видно, слова гулко разносились по залу над неподвижными людьми.
