– Замолчи, девушка, – резко оборвал ее работорговец, и его черные глаза угрожающе блеснули. – Ты лжешь, и мне следовало бы хорошенько наказать тебя за это. Но ты просто еще не до конца поняла свое новое положение… Да, я знаю англичанина по имени Девери, – на губах аль-Беккара появилась снисходительная усмешка. – Он действительно служил при английском консульстве в столице нашего великого государства, и наш покойный правитель Селим и нынешний государь Касим-бей оказывали ему редкое для европейца уважение. Но ты, девушка, солгала мне, назвав себя женой англичанина Девери. Мои люди нашли тебя в грязном портовом притоне. Как мог человек, подобный знаменитому посланнику Девери, допустить, чтобы его законная жена находилась в столь непотребном месте?
– Но я оказалась там лишь потому, что поссорилась с мужем и хотела вернуться в Англию!
– Поссорилась с мужем? И он предоставил тебя самой себе? Что за чушь ты несешь!
– Но я., я просто сбежала от него… – измученно пролепетала Джулиана, чувствуя, как силы постепенно покидают ее. Она сама понимала, что ее рассказ звучит слишком неубедительно для человека, воспитанного в мусульманской стране, тем более что ее слова действительно были лишь наполовину правдой!
Аль-Беккар разразился уничтожающим смехом, а уже через минуту в его глазах появились колючие льдинки.
– Что ж, в этом ты, возможно, права. Ты, должно быть, и в самом деле сбежала… сбежала из родительского дома с каким-нибудь словоохотливым прохвостом, а потом он бросил тебя, когда получил то, что бывает нужно мужчине от глупой женщины. Но это мы сейчас проверим. Немедленно снимай с себя всю одежду и ложись на спину! Мне надоело слушать твои лживые речи.
– Нет, нет и нет! – закричала Джулиана, снова отступая от работорговца и готовясь защищаться до последнего. – Никогда, никогда, проклятый изверг, я не подчинюсь тебе! Скорее ты убьешь меня, прежде чем я позволю тебе или твоим чертовым слугам прикоснуться к моему телу!
Сопротивление ее длилось недолго. Двое крепких арабов по приказу аль-Беккара схватили девушку, скрутили ей руки за спиной и поставили ее перед работорговцем. Глаза Джулианы, устремленные на ненавистного араба, метали молнии, но это не могло поколебать непроницаемого спокойствия работорговца.
– Глупая канарейка не может понять, что невозможно улететь из запертой клетки, – насмешливо произнес аль-Беккар. – Напрасно она бьется своими хрупкими крылышками о ее железные прутья. Только испортит свое нежное оперение.
В следующий миг Джулиана испуганно ахнула, потому что работорговец захватил пальцами вырез ее голубого наряда, давно утратившего свой парадный вид. Крепко сжав тонкую ткань, аль-Беккар хотел разорвать платье на две половины, но тут девушка, которой яростное негодование придало сил, резко оттолкнула державших ее рабов в разные стороны и ударила работорговца по руке. От неожиданности аль-Беккар разжал пальцы и отступил от своей пленницы на пару шагов. Но радоваться этой маленькой победе Джулиане не пришлось. Ее тут же снова схватили, а когда она взглянула в побелевшее от ярости лицо работорговца, кровь так и застыла у нее в жилах.
– Негодная дрянь, ты осмелилась поднять руку на своего господина, посмела бросить вызов мне, знаменитому Абу-Саиду Ахмеду аль-Беккару! Ты поплатишься за это, христианская сука! Я научу тебя покорности и почтительному отношению! – гневно прокричал аль-Беккар. Но уже в следующий момент на его лицо вернулась холодная маска устрашающей непроницаемости.
Приказав что-то державшим девушку арабам, он отступил в сторону и, сложив руки на груди, стал наблюдать за происходящим с видом равнодушного зрителя.
Джулиана и опомниться не успела, как оказалась совершенно обнаженной. Затем слуги аль-Беккара бросили ее на ковер, перевернули на спину и крепко прижали к полу ее руки и ноги. Неизвестно откуда рядом появился еще один араб, темный, словно обуглившаяся головешка, и в руках у него девушка с ужасом заметила длинную внушительную плеть. Улыбаясь отвратительной улыбкой, словно чудовище из ночных кошмаров, этот человек нетерпеливо посматривал на хозяина корабля, ожидая, когда тот подаст сигнал.
Джулиана тоже неотрывно смотрела на аль-Беккара округлившимися от смертельного ужаса глазами. О Господи, он собирается приказать своим слугам выпороть ее, но зачем ее уложили на спину?! Неужели аль-Беккар прикажет бить ее но животу, груди или лицу? Что же тогда будет с ней, ведь эти подонки просто-напросто искалечат ее! Во рту у Джулианы стало так сухо, что язык словно прирос к гортани. На лбу выступили капельки холодного пота, а сердце, казалось, навсегда остановилось в груди.
Работорговец едва заметно качнул головой, и плеть араба с силой опустилась на ноги девушки чуть выше колен. Джулиана на мгновение зажмурила глаза от обжигающей боли, а потом бросила умоляющий взгляд на аль-Беккара. На лице работорговца не дрогнул ни один мускул, хотя где-то в глубине его черных бездонных глаз промелькнуло нечто вроде садистского удовлетворения. Он что-то негромко проговорил, и тяжелая плеть снова опустилась на бедра Джулианы. А потом еще и еще, и вскоре уже девушка потеряла счет этим бесчисленным жестоким ударам.
От невыносимой, чудовищной боли Джулиана забыла и о своей аристократической гордости, и о том, что находится обнаженной в присутствии стольких мужчин. Она кричала, умоляла, из последних сил пыталась вырваться из железных тисков смуглых рук, прижимающих ее к полу. Наконец, когда сознание пленницы стало утрачивать свою ясность и перед ее помутневшими глазами поплыли темные круги, работорговец велел прекратить мучительную пытку и выпроводил из каюты всех своих дьявольских слуг.
Превозмогая боль, Джулиана приподнялась и посмотрела на свои ноги. К ее удивлению, на них совсем не было крови, только уродливые темно-красные рубцы покрывали всю поверхность ее ног от низа живота до ступней. Нежная белая кожа ни в одном месте не была рассечена, но вся ужасно, невыносимо горела, словно на нее вылили ведро горячей воды. Обхватив колени руками, девушка спрятала в них лицо и в который уже раз за этот день горько-горько заплакала надрывным, раздирающим душу плачем раненого животного. Но на этот раз аль-Беккар не дал ей возможности облегчить душу слезами.
– Встань, – коротко приказал он, и Джулиана, подавив испуганный крик, поспешила исполнить его приказание.
– Посмотри мне в глаза, – последовал новый приказ.
Собрав остатки мужества, девушка подняла глаза на своего мучителя. Зрачки ее снова расширились, но на этот раз от удивления. На лице аль-Беккара совершенно не отражалось тех чувств, которые Джулиана ожидала увидеть. Ни злобного торжества, ни радости, ни насмешки. Оно по-прежнему оставалось непроницаемым, словно каменная маска. О Господи! Да это не человек, а просто холодная гранитная скала! Сражаться с таким человеком – все равно, что биться головой о железную стену.
– Ну как, англичанка, ты получила хороший урок, или мне следует повторить его? Отвечай!
Джулиана приоткрыла рот, но от страха не смогла вымолвить ни слова, только испуганно смотрела на работорговца. Аль-Беккар снисходительно усмехнулся.
– Твой ответ я вижу в твоих глазах, Небесная Роза, но все же я хочу, чтобы ты это сказала. Ты будешь отныне послушна своему хозяину и не осмелишься перечить его воле?
– Да, – поспешно проговорила Джулиана, опустив глаза от такого позора. – Да, Ахмед-эфенди, – повторила она, уловив тень недовольства в глазах хозяина корабля.
Удовлетворенно кивнув, аль-Беккар легонько похлопал свою пленницу по плечу.
– Я чувствую, что ты будешь способной ученицей, Небесная Роза. Я преподал тебе сегодня жестокий урок, но лучше тебе было получить его сейчас, чем тогда, когда ты окажешься в гареме своего постоянного хозяина. Если бы ты так повела себя со своим господином, то могла бы навсегда лишиться возможности завоевать его благосклонность… Но об этом у нас еще будет время поговорить. А сейчас позволь моему врачу, почтенному Абу-Кадару, осмотреть тебя и определить твою ценность.
Джулиана снова легла на спину, закрыла глаза и попыталась чем-нибудь отвлечься, чтобы не чувствовать, как руки незнакомого человека ощупывают самые сокровенные уголки ее тела. Но это получалось плохо, девушка против своей воли с поразительной ясностью чувствовала каждое прикосновение неприятных рук и еле сдерживалась, чтобы не застонать от стыда и душевной муки. Какая грязь, какое немыслимое унижение! Еще вчера утром она и подумать не могла, что внутри нее может оказаться что-то, кроме нежно-упругой плоти Стивена Девери, а сейчас там беззастенчиво шарят чужие грубые пальцы. Она унижена, осквернена, навеки запачкана грязью! Эту грязь можно будет потом смыть с
