Небесную Розу, Ахмед! – повторил Хасан с таким отчаянием, что работорговец невольно содрогнулся. – Ведь это я первым оценил ее красоту и дал ей это волшебное имя за ее необыкновенные глаза цвета утреннего неба в счастливый день! Клянусь Аллахом, настанет день, когда я смогу расплатиться с тобой сполна! Голубоглазая красавица запала мне в душу, Ахмед, я чувствую, что потеряю покой, если упущу ее… Помоги мне затушить сердечный пожар, и когда-нибудь я отплачу тебе той же монетой!
– Нет! – завопил работорговец, позеленев от ярости. Ему ли было не знать, что, если уж проклятый Хасан аль-Файсал захочет чего-нибудь, сладить с ним становится совершенно невозможно. Конечно, ему, почтенному аль-Беккару, приходится в коммерческих целях пользоваться услугами этого храброго корсара, но это еще вовсе не значит, что он позволит ему сесть себе на шею. – Нет, Хасан, – повторил он с тем непробиваемым, каменным выражением лица, которое всегда так пугало его новую пленницу. – Я не продам тебе англичанку ни при каких условиях, как бы сильно ты ни просил. Поэтому не трать напрасно своего драгоценного красноречия. Ты – корсар, Хасан аль-Файсад, и судьба твоя изменчива. Даже если тебе и удастся построить новую фелюгу и отправиться в рискованное плавание, кто даст мне гарантию, что с тобой ничего не случится, прежде чем я получу свои золотые монеты? Уходи, Хасан, и забудь рыжеволосую красавицу. А я забуду, что ты приходил ко мне и уста твои извергали столь безумные речи.
Глаза молодого араба блеснули из-под тонко очерченных бровей холодным блеском отполированной стали. Медленно, очень медленно он повернулся к владетельному аль-Беккару спиной и направился к двери.
– Клянусь тебе, торговец живыми душами, придет время – и ты еще раскаешься в том, что отказал мне в единственной просьбе, с которой и мог когда-либо обратиться к тебе, – зловеще бросил он хозяину дома, на насколько секунд обернувшись и метнув в того ледяной взгляд.
Почтенный Абу-Саид облегченно вздохнул, заперев за нежданным посетителем дверь, и воздел руки к небу.
– О всемогущий Аллах, чем я прогневал тебя, что за одно утро мне дважды довелось услышать столь немыслимые и дерзкие угрозы? – устало воскликнул он.
Глава 4
Джулиана едва успевала следовать за аль-Беккаром по бесчисленным коридорам огромного дворца. Утомительные трехчасовые сборы, включавшие в себя, кроме омовения, продолжительный массаж и ряд немыслимых процедур по уходу за телом, измотали ее так, что в голове не осталось ни одной мыли, а в наболевшем сердце – никаких чувств.
Ей уже не было страшно, а, пожалуй, лишь любопытно, что произойдет, когда они, наконец, достигнут покоев нового тунисского бея. Как это она, приличная английская леди, дочь почтенной графини Риверс, вдруг предстанет перед особой царского происхождения в той бесстыдной одежде, в которую обрядили ее темнокожие эфиопки: широких шароварах из прозрачного голубого шелка и короткой жилетке, затканной серебряными узорами и не имеющей впереди даже застежки, чтобы прикрыть грудь. Впрочем, на ее теле не осталось даже маленького кусочка, который был бы действительно прикрыт одеждой.
Голубые шаровары были так прозрачны, что сквозь них отчетливо просвечивал темный треугольник внизу живота, к тому же серебряный пояс находился слишком низко на бедрах. А неприлично расходящаяся спереди жилетка, наоборот, заканчивалась слишком высоко, и из-за этого весь живот оставался полностью открытым.
Несмотря на весь драматизм ситуации, Джулиане вдруг почему-то стало смешно. Что если бы она отважилась появиться в таком наряде на одном из благопристойных лондонских балов? Какой бы это произвело фурор! Наверняка последовало бы несколько обмороков, с десяток истерик и бесчисленное количество изумленно перекошенных лиц. Но скорее всего ее просто сочли бы опасной сумасшедшей и поспешили упрятать в Бедлам.
Наконец аль-Беккар со своей пленницей достигли огромного квадратного зала с ажурными решетками на высоких окнах, выходящих в тенистый сад, и многочисленными дверями из черного дерева с золотыми инкрустациями. Все здесь сверкало пышной восточной роскошью. Пестрые мозаичные стены, расписные потолки и упирающиеся в них тонкие колонны из светло-зеленого оникса с резными капителями отражались в отполированном до блеска розовом мраморном полу, таком гладком, что Джулиана подумала, что по нему можно было бы кататься, как по льду.
«Да, по таким полам не очень-то легко ходить в туфлях с высокими каблуками, – отметила девушка и удивилась: как ее еще что-то может забавлять в столь кошмарной ситуации. – Наверно, я просто начинаю потихоньку сходить с ума от всего этого кошмара», – усмехнувшись, заключила она.
Кроме Джулианы и ее хозяина, в просторном зале находилось по меньшей мере десятка два других работорговцев со своими невольницами. Все женщины, в тревожном молчании ожидающие решения своей судьбы, были закутаны с головы до ног в шерстяные черные покрывала, из-под которых выглядывали остроносые башмачки и нижние части разноцветных шаровар, таких же прозрачных, как и у Джулианы. Работорговцы сдержанно переговаривались вполголоса, некоторые беспокойно расхаживали по залу или давали последние наставления своим рабыням. Несмотря на то что девушек нарядили, как на большой праздник, которым, собственно, и являлись обычно невольничьи торги для тех, кто мог заплатить за привлекательную наложницу, в воздухе висело какое-то гнетущее напряжение, невольно передававшееся каждому входящему в зал.
Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, малейшее движение прекратилось и все голоса стихли – было даже слышно, как жужжат пчелы, слетевшиеся к кустам жасмина в саду. Массивные двери, отделанные чеканными золотыми пластинами, медленно растворились, и в зал церемонно проследовала пышная процессия во главе с высоким, стройным молодым мужчиной в просторном одеянии из узорной золотой парчи и высоком белом тюрбане, украшенном огромным кроваво-красным рубином.
– Опустись на колени, глупая женщина! – прошептал аль-Беккар на ухо Джулиане и, когда она исполнила его требование, поспешно сделал то же самое и пригнул голову девушки к полу.
Находиться в таком унизительном положении пришлась довольно долго, и у Джулианы уже устали колени, когда работорговец подал ей знак, что можно подняться. В следующий миг с голов всех невольниц слетели черные покрывала, словно их сдуло налетевшим порывом ветра. Помещение мгновенно расцвело разнообразием ярких красок и наполнилось ароматами всевозможных благовоний. Не осмеливаясь взглянуть на грозного властелина Туниса, Джулиана принялась украдкой рассматривать своих подруг по несчастью.
Каких женщин тут только не было! Все оттенки кожи, от угольно-черной до матово-белой, все возможные цвета волос были представлены на этом чудовищном аукционе. Впрочем, на вкус Джулианы, не многие из невольниц были действительно красивы. А фигуры некоторых, отчетливо просматривавшиеся сквозь полупрозрачные одежды, казались ей просто уродливыми.
Но одна из рабынь все же привлекла внимание девушки. У этой невольницы были черные вьющиеся волосы, темно-коричневая, с приятным золотистым оттенком, кожа, даже на вид гладкая и нежная, как атласная ткань, и удивительные ярко-голубые глаза под длинными густыми ресницами. Редкое сочетание темной кожи и небесных глаз, сверкающих, словно драгоценные сапфиры, показалось Джулиане просто потрясающим, к тому же и миниатюрная стройная фигурка темнокожей невольницы была восхитительна. Одежда этой девушки была еще более непристойной, чем у самой Джулианы: просвечивающие шаровары из яркого розового шифона и узкий газовый шарф, обвивающий гибкую шею.
Было очевидно, что на могущественного повелителя Туниса темнокожая рабыня тоже произвела сильное впечатление. Он задержался около нее немного дольше, чем возле других невольниц, и в это время Джулиана получила возможность получше рассмотреть его. К ее удивлению, Джаббар Хафиз вовсе не был похож на чудовище. Его смуглое лицо, окаймленное широкой черной бородой, казалось по-своему привлекательным, а серые проницательные глаза приятно контрастировали с коричневато-золотистой ухоженной кожей.
– Немедленно опусти глаза, бесстыжая! – услышала Джулиана испуганный шепот Ахмеда аль-Беккара. – Как ты смеешь смотреть на самого великого бея? Даже богатые и знатные люди страны не осмеливаются дойти до такой дерзости.
Джулиана поспешно исполнила приказание работорговца и пропустила тот момент, когда могущественный повелитель остановился напротив ее скромной особы. Она догадалась об этом лишь тогда, когда унизанная перстнями рука бея осторожно коснулась ее щеки. Испуганно вздрогнув, девушка подняла
