— Миссис Петтигру, вы нас на минуточку извините…
Она удалилась со звучным глубоким усталым вздохом, а на кухне с места в карьер принялась отчитывать миссис Энтони за то, что она «сегодня утром встала на сторону этой полоумной».
— Никакая она не полоумная, — сказала миссис Энтони. — Она ко мне всегда хорошо относилась.
— Да, она не полоумная, — сказала миссис Петтигру, — тут вы правы. Она хитрая и ловкая. И не такая слабенькая, как представляется, уж будьте уверены. Я за ней так это незаметненько наблюдала. Когда ей надо, она свободно разгуливает.
— Не когда ей надо, — сказала миссис Энтони, — а когда самочувствие позволяет. Да что говорить, я же у них девять лет, так или не так? Миссис Колстон понимать надо, у нее бывают хорошие дни и дни из рук вон. Кому ее понимать, как не мне.
— Дикая нелепость, — сказала миссис Петтигру, — чтобы меня, в моем положении, обвинять в отравительстве. Да если бы я собралась ее отравить, я бы уж, смею вас заверить, не так взялась за дело, я бы уж как-нибудь не стала на глазах у всех пичкать ее лекарствами.
— Видать, что нет, — сказала миссис Энтони. — Ну-ка посторонитесь, — сказала она, подметая пол, и без того чистый.
— Вы как со мной разговариваете, миссис Энтони?
— Вы вот что, — сказала миссис Энтони, — муж мой, как он теперь весь день дома, так ему очень не по нутру эта моя работа. Я тут почему — люблю побыть сама по себе, а то замужняя жизнь станет поперек горла. Но между прочим, мне семьдесят, ему шестьдесят восемь, нам и пенсии хватит, и ежели удовольствия от вас, то позвольте сказать «до свидания». Я с нею нянчилась без вас битых девять лет и могла бы дальше, если не мешать и не устраивать.
— Я поговорю с мистером Колстоном, — сказала миссис Петтигру, — и в точности передам ему ваши слова.
— Ну, с ним-то, — сказала миссис Энтони. — С ним идите говорите. С ним мне «здравствуйте — до свидания». Я об ней волнуюсь, не про него. — И миссис Энтони смерила собеседницу вызывающим взглядом.
— То есть вы что именно имеете в виду? — спросила миссис Петтигру. — Вы, собственно, о чем?
— Это сама гадай, — сказала миссис Энтони. — Мне им обед готовить надо.
Миссис Петтигру пошла искать Годфри, который между тем ушел. Она вышла из парадного, подошла к стеклянной двери, прошла в комнату. Она увидела, что доктора нет, а Чармиан читает книгу. Ее передернуло от зависти, когда она подумала, что вот если бы она раскапризничалась, то не пришел бы небось знаменитый доктор, не стал бы с нею мило разговаривать плюс, конечно, дорогой укол, чтобы только она успокоилась и почитала бы книжечку, поставив в доме все вверх дном.
Миссис Петтигру пошла наверх по спальням, поглядеть, все ли там на месте, все ли прибрано, а на самом деле — чтобы остыть и прикинуть. Она сердилась на себя, что у нее вышел разговор с миссис Энтони. Надо было держаться свысока. Правда, всегда было то же самое — даже у Лизы Брук: как ей нужно было вожжаться с прислугой, так она сама опускалась на их уровень. Виною, конечно, добросердечие, однако все-таки это слабость. И неверный тон, думала она, был взят с миссис Энтони: нужно было сразу установить дистанцию и воздерживаться от признаний. Эти мысли породили у миссис Петтигру ощущение сделанной глупости, для многих равнозначное чувству вины. В этом духе она покаялась — и решила, стоя возле аккуратно прибранной постели Чармиан, что уж впредь она себя поставит и укажет миссис Энтони ее место.
Запах горелого обволок лестницу и проник в спальню Чармиан. Миссис Петтигру внюхалась, перегнувшись через перила. Потом прислушалась. Из кухни ни звука — никто не спешил гасить горелки и вызволять кастрюли. Миссис Петтигру спустилась до половины лестницы и послушала еще. Из комнаты, где сидела Чармиан, доносились голоса. Они там судачили с миссис Энтони, жаловались друг другу, а тем временем духовка чадила. картошка обугливалась и выкипевший чайник раскалялся на горящей конфорке. Миссис Петтигру вернулась и взошла по лестнице еще на один пролет — к себе в комнату. Там она достала из ящика комода связку ключей, выбрала из них четыре, положила их в черную замшевую сумочку, которая постоянно была при ней, как бы в знак ее положения в доме, и спустилась в спальню Чармиан, где принялась примерять к секретеру ключ за ключом. Третий подошел. Рыться в бумагах она не стала, напротив, снова закрыла и заперла секретер. И тем же ключиком попробовала ящички. Они не открывались. Она прибрала ключик в особое отделение сумочки и примерила другие. Эти тоже не подходили. Она вышла на лестничную площадку, где запах горелого уже просто бил в нос, и опять прислушалась. Миссис Энтони по-прежнему сидела с Чармиан, и миссис Петтигру рассчитала, что когда она выскочит, то минут как минимум десять будет достаточно занята. Она вынула из сумочки пакетик жевательной резинки и вскрыла его. Там было пять пластинок. Пакетик с тремя пластинками она положила обратно в сумочку, а две пластинки взяла в рот. Она села на стул возле открытой двери и несколько секунд старательно их разжевывала. Потом она послюнила пальцы, вынула изо рта размягченную резинку и расплющила ее. Смочив языком гладкую поверхность, она прижала резинку к замочной скважине одного из ящичков, быстро отняла и положила на ночной столик Чармиан. Она извлекла затем еще две пластинки, разжевала их, послюнила комок и притиснула его к скважине другого ящичка. Потом вскинула сумочку к локтю и, бережно держа в обеих руках комочки с оттисками между большим и указательным пальцем, поднялась к себе. Она осторожно положила твердеющие комочки в ящик, заперла его и отправилась вниз, в дым и смрад.
Миссис Энтони выбежала из оранжерейной в тот самый момент, когда миссис Петтигру появилась на лестничной площадке.
— Мне показалось, — спросила миссис Петтигру, — или что-нибудь горит?
Спустившись на кухню, она застала миссис Энтони в хлопотах: та держала под краном шипящую, дымящуюся кастрюлю. Синее облако медленно выползало из щелей духовки. Миссис Петтигру открыла духовку и отпрянула, охваченная чадом. Миссис Энтони уронила кастрюлю с картошкой и бросилась к духовке.
— Газ выключите, — сказала она миссис Петтигру. — Боже мой, пудинг!
Миссис Петтигру, отфыркиваясь, приблизилась к духовке и выключила газ; затем, взахлеб кашляя, выскочила из кухни и пошла к Чармиан.
— Что-нибудь горит? — спросила Чармиан.
— Пудинг и картофель превратились в уголья.
— Ох, я тут заболталась с Тэйлор, — сказала Чармиан. — Какой ужасный запах, правда? Может быть, проветрим?
Миссис Петтигру отворила стеклянную дверь, и сгусток синего дыма послушным призраком выплыл в сад.
— Годфри, — сказала Чармиан, — ох, он ужасно рассердится. А сколько времени?
— Двадцать минут, — сказала миссис Петтигру.
— Двенадцатого?
— Нет, первого.
— О господи. Подите, пожалуйста, посмотрите, как там справляется миссис Энтони. Годфри будет с минуту на минуту.
Миссис Петтигру осталась у открытой двери.
— Мне кажется, — сказала она, — миссис Энтони теряет обоняние. Как-то она старовата для своих семидесяти, вы не думаете? Вот уж кому семьдесят, так все семьдесят. Ну не странно ли, что дом полон гари, а ей все нипочем?
Из кухни за углом, где миссис Энтони все обдавала водой, доносилось яростное шипение.
— Я тоже никакого запаха не почувствовала, — сказала Чармиан. — Боюсь, что я ее заговорила. Бедняжка, она…
— А вот и мистер Колстон, — сказала миссис Петтигру и отправилась в прихожую ему навстречу.
— Что за черт, почему горит? — сказал он. — Пожар у вас, что ли?
Из кухни выскочила миссис Энтони и объяснила ему, что случилось, вперемешку с обвинениями, жалобами и уведомлением об уходе через две недели.
— Пойду приготовлю омлет, — сказала миссис Петтигру и, возведя глаза к небу за спиной миссис
