Она оглядела меня с головы до ног.
– А ты неплохо выглядишь, – сказала она нехотя.
Неплохо. Это самое большее, что она способна из себя выдавить.
– Да, неплохо, – сказала я весело. – Немножко играю в теннис.
Попробовала бы ты со своим жиром!
– Все еще в рекламе? – спросила она, расчесывая короткие тонкие рыжие волосы.
Я кивнула.
– Ты не считаешь банальным то, чем ты занимаешься? – добавила она. Она всегда меня об этом спрашивала.
– О нет, мне это очень нравится.
Во всяком случае, не всем же преподавать английский язык, так ведь? Господи, как это ужасно – быть покинутой Пирсом и наткнуться в дамском туалете на противную Памелу Роач.
– Ты все еще живешь в Сток-Невигтоне? – спросила она, снимая свои огромные розовые школярские очки и подкрашивая ресницы голубой тушью.
– Нет, я переехала в Айлингтон.
– О, ты делаешь успехи, – сказала она с обидой в голосе.
И я вдруг вспомнила, почему всегда не любила ее. Из-за этой вечной обидчивости и манеры приходить без приглашения – не говоря уже о том случае, когда я забыла у нее свой любимый кашемировый жакет; он был возвращен мне через два месяца, скомканный в пакете, изрядно поношенный, с чернильными пятнами от авторучки, которую она обычно держала в кармане без колпачка. Никогда ей этого не прощу. Но Памеле, настырной и толстокожей, понадобилось семь лет, чтобы это понять.
– Тебе понравился вечер? – спросила она осторожно. Я поняла, что на самом деле она имела в виду: «Ты лучше провела время, чем я?»
– О да, очень, – сказала я. – Здесь замечательно. Я познакомилась с прекрасными людьми. А тебе как?
– Ну, здесь так мало привлекательных мужчин.
– О, не знаю. Я познакомилась с несколькими, очень красивыми, – ответила я. Хотя, к сожалению, единственный понравившийся мне сбежал от меня к какой-то ужасной брюнетке.
– Ну, а мне ни один стоящий не попался, – настаивала она. – И я не собираюсь себя компрометировать. Не вижу причины.
Я посмотрела на нее: узкие, как спагетти, бретельки на геркулесовых плечах, боа из перьев, стратегически размещенное так, чтобы замаскировать явное отсутствие шеи, перпендикулярная линия широкого, прямоугольного тела – ни намека на бюст или талию; большие толстые руки и ступни как тарелки. И я подумала, как всегда думала, когда мы учились в колледже: «Кого ты хочешь надуть?» Как странно, что наименее привлекательные женщины более всего склонны опасаться за свою репутацию. А потом я подумала, что есть и такие, как Салли, которые твердят: «Ну кому я нужна?» А ведь Салли красивая. Что же касается меня, то мои амбиции не простираются дальше мистера очень-ничего-и-даже-вполне-подходящего. Господи, надеюсь, я его найду.
– Увидишь симпатичных мужчин, направляй ко мне, – инструктировала меня Памела, нанося на ресницы второй слой туши.
– Э-э, конечно. Во всяком случае, здорово, что мы с тобой встретились, – солгала я. – Пойду, пожалуй, к своему столу – я там с подругой.
– У тебя есть визитка? – спросила она, снова надевая очки. – У меня нет твоего нового адреса.
– Э-э… с собой нет. Я пришлю тебе по почте, – снова солгала я.
– Надо будет пообщаться, – крикнула она мне вслед.
– Да, да. Ну уж нет.
Фу. Фу. Черт. Вот уж не думала, что все так обернется, размышляла я, возвращаясь к столу. Как тесен этот мир – как легко столкнуться с каким-нибудь знакомым, и это так неловко, так неприятно, особенно если вас увидел человек, который вам несимпатичен, и это ужасно…
– Тиффани?
А-а-х! Что же это такое? Что происходит? О господи, неужели меня снова заметили? Кто это, черт возьми?
– Вы Тиффани, не так ли? – спросил высокий красивый мужчина с седыми волосами и голубыми глазами, которого я смутно припоминала. – Я пытался встретиться с вами взглядом весь вечер, – сказал он. – Джонатан де Бовуар. Вы меня помните?
Конечно. Мы познакомились на вечеринке в Драйтон Гарденз четыре года назад. Он ужасно красивый. У него тогда была очень привлекательная спутница – так какого черта он здесь делает?
– Я помню вас очень хорошо, – сказала я. – Мы познакомились на вечеринке в Кенстоне. Вы были тогда… э-э… с Сарой, да?
– Да. А вы были с архитектором, который помешан на гольфе.
– Да, верно.
– Я все раздумывал, вы это или не вы. Должен сказать, что тогда вы выглядели счастливой.
– На самом деле я не была счастливой, – сказала я с неожиданной для себя прямотой, подстрекаемая
