– Нет, конечно нет!
– А почему? Думаешь, он смутился бы?
– Нет, просто девочки действительно верят в Санта-Клауса. Как я могла сказать: «Привет, Джеффри, помнишь, мы вместе учились в театральной школе»? Тогда стало бы ясно, что все это обман.
Я села в автобус номер 73 до дома, а они взяли такси до Хэмпстеда. Я сидела и смотрела в окно – на деревья, увитые гирляндами, на заиндевевшие стекла, на яркие огни, покачивающиеся на легком ветру, а у меня в голове крутились слова рождественских гимнов: «Ясли вместо кроватки… кладет головку, мой сладкий… святое дитя, милое дитя… улыбается из колыбели… малыш с таким светлым лицом…» И я, как часто в последнее время, думала о детях и о том, когда же у меня появится малыш. Маленький ангелочек с мягкими волосиками, большущими голубыми глазами, пухлыми маленькими ручонками и ножками и… Господи, что это за шум! Хоть бы этот младенец поскорее умолк! Я обернулась. Почему некоторые родители позволяют своим детям орать в общественном транспорте? Уа-а-а! Уа-а-а! Уа-а-а! А все остальные должны страдать. Так на чем я остановилась?.. Ах да. Дети. Младенец. Иисус. Рождество. И, что хуже всего, синоптики обещают снегопад.
Этот приятный диктор Джон Кеттли был прав. Шесть дюймов осадков. Снег шел всю ночь. Сегодня утром я шла по Хайбери-Филдс, а под ногами хрустел блестящий нетронутый белый снег. Воздух был ясен и чист. Небо – ярко-голубое. Снежинки падали с деревьев и поднимались вверх от внезапных, но легких порывов ветра, а потом оседали на белые гребешки и складки, напоминающие меренги. Шум транспорта был приглушен этим плотным бело-голубым одеялом. Всюду звенели крики и смех сотен играющих детей. Они были везде, все в шапках с кисточками, с вишнево-красными щеками, они катали друг друга на санках, кидались снежками или лепили осанистых, очень серьезных на вид снеговиков.
– Мама! Мама! Быстрее! Быстрее! – кричал маленький мальчик матери, которая тянула его за собой на пластиковых санках. Они оба заливались хохотом.
Я засунула руки поглубже в карманы и подняла воротник старого пальто из толстого сукна. Снег хрустел и скрипел под ногами, резкий солнечный свет слепил глаза. Я стояла, наблюдая за ними, и думала, смогу ли я решиться на это одна. Совсем одна. Завести ребенка. Смогу ли я стать одинокой матерью. Единственным родителем. Как Салли. Салли! Из всех – именно она. Просто не верится! Из всех женщин, кого я знаю, Салли, казалось, была последней, кто мог бы избрать такой путь. Салли, которая всего несколько месяцев назад говорила, что не будет рожать ребенка без отца, теперь собирается сделать именно это.
– Я узнала наверняка в середине октября, – сказала она вчера вечером, когда мы сидели у меня на кухне. – Я не хотела ничего никому говорить, пока не была уверена. Но теперь я точно знаю, когда мне родить.
– Когда? – спросила я.
– В мае.
– Вот это да! Ну, я тебя поздравляю!
Кажется, именно это говорят в подобных случаях. Хотя я не очень уверена, уместны ли поздравления, когда одна из твоих одиноких подружек заявляет, что беременна. Я посмотрела на Салли – она выглядела очень счастливой. А еще она изменилась. Ее лицо, казалось, светилось изнутри. Глаза так и сияли, ни следа усталости или недосыпа. И за весь вечер она ни разу не вспомнила о своем ноутбуке. Мы сидели на кухне, она болтала и смеялась, – хотя я и удивилась, когда она отказалась выпить со мной, – а потом, когда мы начали разгребать извилистые холмы спагетти, она мне все и выложила.
– Я нашла свой путь, – заключила она, положив вилку на тарелку. Так вот о чем было ее странное сообщение на автоответчике. – Я нашла свой путь, – повторила она. – Он именно в этом. По крайней мере, для меня. Ты не хочешь спросить, кто отец?
– Нет, – ответила я. – Совершенно не хочу. Потому что это не мое дело. М-м… а я его знаю?
– Нет, – ответила она со смешком. – Даже я его не знаю.
Дело становилось все более и более запутанным.
– Он был моим гидом, – пояснила она. – Когда я ездила в отпуск в Раджастан, в августе. Хорошо образованный молодой парень из Англии, работает в туристической компании, сопровождает туристов по дворцам Моголов. Мы жили в «Лейк-Пэлэс» в Удайпуре, и однажды ночью… в общем, это было очень романтично.
– Понимаю, – сказала я. – Там провел медовый месяц Уильям Хейг. Ты сказала ему? Я имею в виду не Уильяма Хейга, – добавила я. – Я имею в виду твоему… твоему… ну, в общем, отцу. То есть не твоему отцу, хотя ты, возможно, уже сказала своему отцу. Я имею в виду – этому парню. Отцу твоего ребенка.
– Нет. Не сказала.
– Почему?
– Потому что ему всего двадцать два. Черт побери.
– И он собирается получать в Оксфорде степень доктора по индийской архитектуре. Как я могла возложить на него такую ответственность, когда он только приступил к диссертации?
– Но, может быть, он хотел бы знать, – заметила я.
– Очень в этом сомневаюсь, – сказала она. – И будет лучше, если он не узнает. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы даже не были знакомы как следует и никогда больше не встретимся. Это произошло, знаешь, под влиянием момента. В любом случае родить ребенка – это мой выбор. Не его. Я хочу сказать, мужчина ведь не обязан нести ответственность за ребенка, если он его не хотел, не так ли?
– Ты сделала это специально? – спросила я.
– Нет, – ответила она задумчиво. – Но я не предпринимала никаких мер, чтобы этого избежать.
– И он, похоже, тоже.
– Да. Но он очень молод. И немного глуп. И поверил мне, когда я сказала, что ему не о чем беспокоиться.
– А. Да. Я понимаю.
