Холмистая равнина. Стан. На холме шатер шаха Каджара. Вокруг другие шатры. Конское ржанье. Шум голосов. В шатре справа пленница Тамара поет.
Тамара В разлуке с милыми сгорает сердце… За что, не знаю, бог карает сердце? Летите, журавли, в страну родную, Скажите им, как умирает сердце! Я, пленница, устала на чужбине! Седой старухой стала на чужбине! Не милой никому рабыней стала, — Лишь смерть меня ласкала на чужбине! Страж Мне душу терзает несчастной невольницы плач! Не воин Каджар и не доблестный муж, а палач. Нет больше такой, чтобы смерть пощадила, семьи!.. Все трупы мне снятся, безумны виденья мои… Пустырь погорелый, кровавая рана — Иран! А шах не насытился зрелищем крови и ран! Тамара Что пленных ожидает на чужбине? Кто слабых ограждает на чужбине? Лишь смерть за испытанья награждает, Лишь смерть освобождает на чужбине! Выходит из своего шатра Каджар.
Каджар Грузинская женщина воет опять? Страж Мой шах! Разве может щегол щебетать За прутьями клетки, с подбитым крылом? Каджар Жалеешь? Страж Нет, шах!.. Суждено. Каджар Поделом! (Обнимает Тамару и сразу отталкивает ее со злобой) Болтают, что вкус поцелуя хорош! Неверно! Людишек обычная ложь. Мне выпала доля, глухая к любви. (Стражу) Ступай и визиря ко мне призови. Страж уходит. Каджар озирает небо.
Огнем осыпаются факелы звезд. А там — лишь огонь! Божий замысел прост. И солнце — костер: не щадит ничего, И звезды помельче — лишь искры его. Я — избранный, боже, не призван ли жечь? В плоть мира не я ли вонзился, как меч? Не кровью ли всякая плоть скреплена? Я прозван кровавым? — Кровава она!
