Драгоценные сапфиры наполовину оторвались от мундира и теперь болтались на нитках, при каждом вдохе принца вспыхивая ярким холодным огнем. Почти у самых ног Лизаэра лежал его верный гнедой. Из лошадиного бока торчало бревно, горло было располосовано. Остекленевшие глаза гнедого плотно облепили пирующие мухи.
Осторожно ступая по колено в воде (мутный поток все еще оставался опасен мелкими кольями и острыми обломками), дозорный, первым увидевший Лизаэра, шепотом позвал:
— Ваше высочество!
Вздрогнув, словно от удара, Лизаэр обернулся. На подбородке чернела запекшаяся кровь. Само лицо было мертвенно-бледным, а глаза — холодными и пустыми, как его сапфиры. Рука принца, кое-как перевязанная лоскутом, кровоточила; скорее всего, из-за глубокой раны. Увидев его лицо, дозорный сразу нашел причину сбивчивого дыхания: сквозь разорванную кольчугу просвечивал крупный синяк.
— Кажется, вы сломали себе ключицу, — по-прежнему шепотом продолжал солдат Пескиля, разбиравшийся в подобных вещах.
Ответа он не получил. Опытные глаза дозорного заметили, как у Лизаэра по всему телу пробежала дрожь.
— Не волнуйтесь, вы просто сильно ударились. Вам надо сесть.
Дозорный подошел к принцу, боясь, что тот может упасть в обморок.
— Не здесь! — резко сказал Лизаэр.
Нельзя было понять, видит ли он жуткое скопище обезображенных трупов, которыми усеяно пространство вокруг него. Принц отвернулся и вперил взгляд в труп своего коня.
— Только не здесь.
Мутно-желтый поток принес из долины частокол мелких бревен. Прицепившиеся кусты скрепляли их ветками. Солнце играло на лезвии плывшей пики. Мокрые ленты ее вымпела трепали по щеке труп солдата. Рот несчастного все еще был открыт в немом удивлении, как будто мертвец продолжал удивляться тому, что ему начисто вырвало нижнюю челюсть. Лизаэр бросил меч, поднял руку и пальцами загородился от жуткого зрелища.
Дозорный снова подумал, что принц близок к потере сознания, и осторожно взял его под локоть. Лизаэр вздрогнул. Он резко вскинул голову, потом оттолкнул дозорного. Тот догадался: принц находится в полном сознании, но охвачен глубоким отвращением к самому себе. Открытие было не из приятных, и солдат невольно поежился.
— Я ошибся, — все тем же ясным, полным самобичевания голосом произнес Лизаэр. — Да смилостивится надо мной Дейлион, если я того еще заслуживаю. Мой глупый идеализм и ложные представления — вот истинные причины гибели всех этих бедняг.
Солдат Пескиля ограничился расхожей фразой:
— Ваше высочество, кланы никогда не вели честной войны.
Но отнюдь не стратегия варваров и не чудовищные виды оружия заставляли сердце Лизаэра разрываться в бессильной ярости. Он понял, что стал жертвой изощренного обмана. Сколькими тысячами жизней поверивших в него людей он заплатил за это понимание?
Аритон был настоящим гением обмана. В сравнении с ним его картанские предки выглядели безобидными простаками. Шестеро мальчишек действительно служили приманкой, да такой, что загнали в ловушку и погубили почти две дивизии! Значит, та сцена в трущобах Итарры, когда Фаленит умильно пускал вместе с маленькими оборванцами призрачную бригантину, была... уловкой, тщательно продуманной и безупречнейшим образом исполненной. Теперь, стоя над трупом гнедого и видя, как поток несет мимо все новые тела, Лизаэр запоздало понял страшную изнанку тогдашней идиллии на грязной итарранской улочке. Радость Аритона, его сострадание и неистовое самопожертвование во имя несчастных узников работных домов было не более чем мастерски сыгранной ролью. Просто очередным трюком его изощренного на злодеяния ума. Каков мерзавец!
Нет, он не ублюдочный сын Авара. Он — исчадие теней, для которого не существует ничего святого. Только неутихающая порочная страсть ко лжи, способной пробудить человеческую симпатию, чтобы потом беззастенчиво и бессовестно превратить эту симпатию в свое оружие.
Возможно, Лизаэр забыл о проклятии Деш-Тира, продолжавшем управлять его мыслями. Он твердо верил, что вернулся к прежним высоким нравственным принципам. Его брат, столь искушенный в магии и в беспринципных манипуляциях... опасен для общества. Учитывая, что лагеря варваров разбросаны по всей Этере и каждый из них будет действенным орудием в руках Аритона, нетрудно представить, в какой невообразимый хаос может погрузиться континент по воле одного негодяя.
Лизаэр встрепенулся. Онемев от чудовищности своей ошибки, он наклонился и поднял меч. Потом обтер рукавом мундира лезвие. Дозорный нес какую-то заботливую чепуху, и принц не удостоил его вниманием.
— У меня погиб конь, — хрипло перебил солдата Лизаэр. — Мне крайне необходим другой.
— Мои люди передвигаются пешком, — ответил ему суровый голос откуда-то сбоку.
Невидимый и незаметный, Пескиль преодолел несколько последних шагов до песчаного островка. За ним следовало несколько дозорных. Ему немедленно доложили о произошедшем в дозоре. Одно это показывало, с какой серьезностью его подчиненные относятся к своим обязанностям. Лизаэр и его слова оставил без внимания. Широко раскрытые бесстрастные глаза принца переместились на командира итарранских наемников.
— Это была моя ошибка. Поскольку мое незнание и непонимание привели к огромной беде, я готов внимательно выслушать все, что скажут в мой адрес. Но в одном я не отступлю ни на шаг: Аритон Фаленский будет остановлен. И убит. И если вы сочтете необходимым убивать детей, чтобы лишить его поддержки кланов Стейвена, я более не стану возражать.
Пескиль наморщил лоб, изогнув черные брови. Если слова Лизаэра и удивили его, то всегдашний насмешливый тон оставался прежним.
— Наш дорогой Диган жив? — спросил Пескиль.
— Надеюсь, да. Я отправил его на вершину холма, как и тех солдат, которых мне удалось уберечь от опасности.
С ледяной вежливостью принц осведомился:
— Будут еще вопросы?
Теперь по лицу Пескиля было видно, что он уже не настроен шутить.
Тем же изысканно вежливым тоном Лизаэр добавил:
— Если я не ошибаюсь, моим первейшим долгом было позаботиться, чтобы у солдат остался их командир.
Пескиль дернул головой, и тощая косица, в которую он заплетал волосы перед сражениями, хлопнула его по щеке.
— Мне плевать на ваши словоизлияния. Меня интересует другое: как вам удалось заставить всех этих выскочек из итарранской знати выполнять ваши приказы?
Лизаэр недоуменно поглядел на него.
— Это весьма просто, учитывая некоторые преимущества, которыми обладает тот, кто родился наследным принцем и соответствующим образом воспитывался. — Он тут же сопроводил свои довольно заносчивые слова улыбкой. — Одно из упомянутых преимуществ — отвратительная самонадеянность, которая отбивает у других охоту возражать.
Пескиль презрительно скривился, однако его подчиненные, хорошо знавшие командира, с трудом подавляли усмешки. Лизаэр это увидел и понял: он и Пескиль договорились. Поэтому принц спокойно выслушал грубоватую шутку командира:
— Ну что ж, ваше высочество. Только учтите: ваши преимущества существенно уменьшатся, если вы предпочтете и дальше истекать кровью. Вам останется только одно: растянуться рядом с этим конягой.
И все же Лизаэру очень не понравилось, что его достоинство задевают да еще в присутствии солдат. Он молча протянул наспех перевязанную руку, тряпица на которой уже промокла от крови. Пескиль махнул одному из людей, тот подошел к принцу и умело принялся за рану. Первым делом солдат снял окровавленную тряпку и извлек застрявший кусок железной скобы. Потом он промыл и со знанием дела перевязал рану.
