какого-то несчастного кабана?
Итарранские привычки и здесь заставили ее уколоть Лизаэра побольнее.
— Разве тебе недостаточно затеваемой охоты на Повелителя Теней? Как-никак эта дичь крупнее и смышленее, чем кабан.
Лизаэр молчал, что не предвещало ничего хорошего. Потом громко вздохнул.
— Неужели ты сомневаешься в моей любви к тебе? Талита даже вскрикнула.
— Эт милосердный, как ты мог такое подумать? — Не удержавшись, она разрыдалась. — И неужели ты не понимаешь, что дело тут не в твоей охоте? Я с ужасом жду дня, когда тебе придется уехать от меня на войну.
Сапог с глухим стуком упал на ковер. Лизаэр, не снимая одежды, наклонился над Талитой. Его холодные пальцы обвили ее подбородок. Он повернул жену лицом к себе и слизал соленые потеки на ее щеках.
— В случае удачной охоты к вечеру я вернусь. Я только удивляюсь, дорогая жена, что тебе моя грядущая битва с Аритоном представляется чем-то вроде забавы. Ошибаешься. Мне будет противостоять воплощенное зло. Ты забыла еще об одном, немаловажном обстоятельстве. Я — принц, но я еще и человек из крови и плоти. Если ты, постоянно находясь рядом со мною, считаешь, что я отправляюсь на войну с легким сердцем… что ж, мне остается радоваться своей победе над чувствами. Война с Повелителем Теней — мой долг. И никто из солдат, готовых следовать за мной на поле битвы, даже представить себе не может, насколько этот долг ранит мне душу. Неужели ты не понимаешь?
Каждое его слово сковывало Талиту холодным железным панцирем.
— Злодей, которого я должен уничтожить, — незаконный сын моей матери. Поэтому я прошу тебя: будь храброй и стойкой. Убийство единоутробного брата — и так слишком тяжкая ноша для моей совести.
Никакие ласки Талиты не смогли бы сейчас унять внутренних мучений Лизаэра. Не было слов, способных его удержать. Тихо открыв дверь, Лизаэр покинул спальню.
К тому времени, когда Талита, вдоволь наплакавшись, поняла, как он нуждался в ее улыбке и словах ободрения, восточное окно башни стало бронзовым от утреннего солнца. А Лизаэр вместе со свитой был уже далеко.
Поиски дикого кабана завели Лизаэра в рощицы и перелески, зеленевшие кружевами новых листьев. Холмы остались позади, и их склоны больше не загораживали пока еще нежаркое утреннее солнце. Помимо егеря принца сопровождали двое вооруженных офицеров и конюший. На седельной сумке Лизаэра поблескивала звезда и корона — единственные знаки, говорившие о том, кто он и откуда. Рядом бежали гончие псы. Упряжь его лошади была без всяких украшений. Простым было и копье, которым Лизаэр намеревался сразить кабана: блестящее древко из ясеня (обычно подобное оружие украшали инкрустацией), железное острие. За время пути острие покрылось желтоватым налетом пыльцы.
Всадники подъехали к болотцу, по берегам которого густо разросся плющ. Здесь егерь приметил следы кабана. Их было много на черном пятачке влажной земли. Похоже, кабан рылся в поисках прошлогодних желудей, а может — мерялся силой с сородичем. Егерь подвел гончих к этому месту, чтобы взяли след. Собаки встрепенулись и начали рваться с поводков, дрожа от нетерпения. Вскоре псы уже неслись к сплошной стене папоротников.
Лизаэр слегка коснулся шпорами лошадиных боков. Руки в перчатках сжали поводья. Чистопородной лошади этого было достаточно. Пробираясь между молоденькими деревцами, она скрылась в кустарнике, унося на себе всадника.
— Десять тысяч ийятов! — проворчал неразговорчивый капитан из охраны принца. — Лезь теперь за ним в этот частокол. Ведь изорвем одежду, жены замучаются ее штопать.
Гончие вернулись, явно потеряв след, ибо от досады они виновато скулили. Егерь, облаченный в узкие кожаные штаны и такую же куртку, подул в рожок, ободряя собак и вновь посылая их в поиск. Трое его спутников, пригибаясь к седлам, чтобы ветви не хлестали по лицу, устремились вглубь.
Близость болота ощущалась по всем. Всадники то и дело были вынуждены объезжать лужицы, в которых отражалось голубое небо. Пахло сыростью и гнилью. Коварные ветки так и норовили ударить, поэтому ехали чуть ли не зажмурившись. Кончилось тем, что свита принца полностью потеряла его из виду.
Собак снова взяли на поводок и вместо кабана стали искать человека. Авенорский егерь оказался опытным следопытом. Где-то через час он отыскал лошадь Лизаэра, которая мирно паслась на лужке среди цветов и кустиков алтея. В крылья седла набились сорванные по пути листья и мелкие веточки; стремена были целы, как и завязанные в узел поводья. Исчезло только копье. И, разумеется, сам принц.
Собаки крутились на одном месте, принюхиваясь и печально поскуливая. Потом они замолчали и высунули языки. Худощавый егерь стоял, выпятив губы и поигрывая ремешками плетки. Когда спутники вопросительно уставились на него, старик сказал:
— Успокойтесь, с принцем ничего не случилось. Если хотите знать мое мнение, нам лучше вернуться в Авенор. Просто его высочество захотел побыть в одиночестве.
— Что ты городишь? — обрушился на него грузный капитан, усиленно стряхивавший с себя приставшие листья. — Его высочество — наша надежда на победу и избавление от Повелителя Теней. Враги это знают. Вдруг Лизаэр попал в ловушку к варварам!
Произнеся эти слова, капитан велел конюшему во весь опор скакать в Авенор, чтобы сообщить о случившемся Пескилю, собрать отряд лучших солдат и вернуться сюда для дальнейших поисков.
— Пустая трата сил, — только и сказал егерь. Произнесено было просто, буднично, но никто из троих спутников егеря не посмел усомниться в справедливости его слов. Старик откинул назад пряди редких волос и громко щелкнул пальцами, дабы прекратить начинавшуюся свару между двумя псами.
— Будь в этих краях варвары, я бы их давно учуял, — добавил егерь. — Земля влажная. На ней обязательно остались бы следы. Если бы враги залегли поблизости в засаде, дрозды не щебетали бы сейчас во все горло. Принц вернется, когда решит, что пора возвращаться. Попомните мое слово: итарранский офицер скажет вам то же самое и никаких солдат сюда не пошлет.
Сидя совсем неподалеку, в густых кустах, наследный принц не без удовольствия слушал, как между его подданными разгорается спор. Потом молча усмехнулся и стал тихо удаляться от поляны.
Лизаэр повернул на юг. Егерь верно угадал: ему сейчас требовалось уединение, ибо его истинный замысел был весьма далек от церемониальной охоты на кабана.
Деревья еще не успели обзавестись густой листвой, и землю под ногами покрывали тонкие узоры теней. Пахло сырой землей, гнилой древесиной, свежей зеленью и какими-то неизвестными Лизаэру цветами. Потные руки сжимали копье. Принц злился на себя, что не оделся полегче и теперь вынужден париться в замшевом камзоле. Но еще сильнее он ненавидел миссию, которая ему предстояла.
Увы, судьба не оставляла Лизаэру другой возможности. Ему противостоял хитрый и коварный враг, вдобавок хорошо владеющий магией. Враг, не останавливающийся перед убийством невинных людей. Враг, которого варварские кланы сделали своим живым знаменем и во имя которого разбойничали и убивали сами. Этот человек не заслуживал ни снисхождения, ни пощады. Он сумел в одиночку учинить невиданные разрушения в двух городах. Его искали повсюду, но поиски обычными способами не могли принести результата. Никто так и не знал, где скрывается Аритон Фаленский.
Лизаэр поклялся, что избавит Этеру от этого злодея. Ставка была неизмеримо выше, чем вражда двух братьев по крови. Лизаэр защищал тех, кто мог оказаться очередной жертвой Фаленита. Пескиль был прав: нельзя посылать армию наугад. Еще тогда, отвечая ему, что в надлежащее время узнает, где искать Аритона, Лизаэр мыслил обратиться к магии. Умом он понимал, что имеет полное право это сделать. И все же Лизаэру очень не хотелось связываться с колдовством.
Принц вспоминал, как в результате коварства Аритона он через Врата Изгнания попал в Красную пустыню, а затем на Этеру. Фаленит лишил его дома и семьи; против своей воли Лизаэру пришлось взвалить на себя тяжкую ношу, оставленную ему далекими и давно забытыми предками… Потом он подумал о матери, которой почти не знал. Мать оставила его в трехлетнем возрасте, сбежав к Авару Фаленскому. Талера Ахеласская была единственной дочерью верховного мага. Это от нее Лизаэр унаследовал дар рукотворного света, а Аритон — свое жуткое искусство создавать тени. Обрывки последних воспоминаний о матери почему-то были связаны с ароматами апельсинов и пряностей. Лизаэр смутно помнил драгоценные камни, серебряные цепочки и пепельные локоны материнских волос. Кажется, в его присутствии мать никогда не произносила заклинаний. Может, и произносила, но он не запомнил. Куда отчетливее в памяти
