Я решил замолвить единственное, какое мог, доброе словечко.
— Послушай, — сказал я. — Я вынудил Рэндома следовать за мной. Сам он не горел этой идеей. Мне кажется, он поддержал бы тебя, если бы ты предложил.
— Этот ублюдок! — сказал он. — Я не доверил бы ему выносить ночные горшки! А то в один прекрасный день я обнаружил бы в своем пиранью. Нет, спасибо. Может, я бы и помиловал его, если б ты за него сейчас не попросил. Ты бы хотел, чтоб я прижал его к груди и завопил: 'Брат!' Не так ли? О, нет! Слишком быстро ты кинулся на его защиту. Это показывает его истинное отношение ко мне, о чем он тебе, конечно же, сообщил. Давай-ка забудем Рэндома в беседах о милосердии.
Я почувствовал запах дыма и услышал скрежет металла о металл. Это означало, что Кэйн напал на нас, уничтожая по одному.
— Прекрасно, — сказал Эрик, выловив это из моих мыслей.
— Останови их! Прошу тебя! У моих людей нет ни одного шанса против такой эскадры!
— Даже если бы ты сдался…
Тут он прикусил губу и выругался. Я поймал его на мысли. Он собирался предложить мне сдаться в обмен на их жизни, затем заставить Кэйна продолжить резню. Поступить так было в его стиле, но он позволил этим первым словам сорваться в пылу страсти.
Я усмехнулся, видя его раздражение.
— Все равно скоро ты будешь моим, — сказал Эрик. — Как только захватят твой флагман.
— Но пока попробуй-ка это! — и я ударил по нему всем, что имел, всверливаясь в его мозг, уничтожая его своей ненавистью. Я почувствовал его боль, и это заставило меня ударить еще сильнее. За все годы, проведенные в ссылке, я хлестал его, требуя расплаты. За то, что он бросил меня во время чумы, я бил по барьерам его разума, требуя мщения. За ту автомобильную катастрофу, которую он мне устроил, я наносил удары, требуя мучений в ответ на мои страдания.
Контроль его начал ускользать, а мое бешенство усилилось. Я одолел его, и его путы начали распадаться.
Наконец:
— Ты — дьявол! — закричал он и двинул рукой, чтобы прикрыть карту, которую держал.
Контакт был прерван, и я стоял, весь дрожа.
Я сделал это. Я победил его в состязании воли. Больше я не буду бояться брата-тирана, в каком бы поединке нам ни пришлось встретиться с глазу на глаз. Я был сильнее его.
Я несколько раз глубоко втянул в себя воздух и выпрямился, готовый к новой ментальной атаке. Но я знал, что ее не будет, — по крайней мере, от Эрика. Я чуял, что он боится моей ярости.
Я огляделся вокруг и увидел сражение. На палубах была кровь. Вплотную к нашему флагману подошел чужой корабль, и нас брали на абордаж. Другой враг пытался проделать тот же маневр с другого борта. Стрела свистнула над моей головой.
Я вытащил клинок и кинулся в драку.
Я не знаю, скольких убил в тот день. Я потерял счет после двенадцати или тринадцати. В этой стычке их было раза в два больше. Та сила, которой обладает каждый принц Янтаря, и которая позволяла мне поднять 'мерседес', послужила мне в тот день: я вполне мог поднять человека одной рукой и швырнуть его за борт. Что я и творил.
Мы убили всех на кораблях, пришвартовавшихся к нашему, открыли им кингстоны и отправили в Ратн-Я, где Рэндом наверняка развлечется резней. В этой битве моя команда была вырезана наполовину, а я получил множество порезов и царапин, но, впрочем, ничего серьезного. Мы пошли на помощь еще одному нашему кораблю и потопили еще один рейдер Кэйна.
Остатки команды со спасенного корабля перешли на мой, и команда у меня была снова полна.
— Крови! — воззвал я. — Крови и мщения в этот день, мои воины, и вас навечно запомнят в Янтаре!
Как один они подняли свое оружие и вскричали:
— Крови!
И галлоны… нет, реки… крови пролились в этот день. Мы уничтожили еще два рейдера Кэйна, и пополнили команду остатками моряков спасенных кораблей. Когда мы направлялись к шестому кораблю врага, я забрался на мачту и попробовал подсчитать силы. Похоже на то, что противник превосходил нас втрое. А от моего флота, кажется, осталось сорок пять — пятьдесят пять кораблей.
Мы потопили шестой рейдер, и нам не пришлось идти к седьмому и восьмому. Они уже плыли к нам. Их мы потопили тоже, но я несколько раз был ранен в этой схватке, которая опять оставила мне половину команды. Левое плечо и правое бедро были проколоты, а рана правого бедра еще и болела.
Когда мы посылали два этих рейдера на дно, к нам двинулись два следующих.
Мы отступили и объединились с одним из наших кораблей, который только что вышел победителем из собственной недавней битвы. И вновь мы слили команды, в этот раз перенеся штандарт на другой корабль, который получил меньше повреждений, чем флагман, заливаемый водой и кренящийся на правый борт.
Но передышки нам не дали, поскольку к нам подошел очередной корабль, и вражеские солдаты попытались перебраться на нашу палубу.
Мои люди устали, да и я был на пути к этому. К счастью, и команда противника была не в лучшей форме. Прежде чем второй корабль Кэйна успел прийти на помощь, мы завладели рейдером, перешли на него и вновь подняли штандарт. Этот корабль был в прекрасном состоянии.
Мы потопили следующий рейдер, и у меня остались прекрасный корабль, сорок человек и одышка.
Теперь в поле зрения не было никого, кто мог бы прийти к нам на помощь. Все мои оставшиеся корабли вели бои по крайней мере с одним кораблем Кэйна. К нам стал приближаться рейдер, и мы сбежали.
Таким образом мы выиграли минут двадцать. Я попытался уйти в Тень, но рядом с Янтарем это было неимоверно трудно. К Янтарю куда как легче подойти, чем уйти от него, потому что Янтарь — центр, связующая сила мира. Если бы у меня было еще минут десять, то мне бы удалось это.
Однако, я пытался. Когда корабль подкатил ближе, я увидел на расстоянии кабельтова еще один, разворачивающийся на нас. На его мачте под черно-зеленым вымпелом и вымпелом Эрика развевался флаг с белым единорогом. Это был корабль Кэйна. Он пришел, чтобы убить нас.
Мы взяли первый корабль и уже не имели времени, чтобы открыть его кингстоны, прежде чем Кэйн напал на нас. Я стоял на окровавленной палубе, вокруг меня собралось человек двенадцать, а Кэйн выбрался на нос своего корабля и крикнул, чтобы я сдавался.
— Сохранишь ли ты жизнь моим людям, если я это сделаю? — спросил я.
— Да, — сказал он. — Я сам потеряю нескольких людей, если не соглашусь, а в этом нет нужды.
— Слово принца? — спросил я.
Минуту он обдумывал, а затем кивнул.
— Очень хорошо, — сказал Кэйн. — Пусть твои люди сложат оружие и перейдут на мой корабль, когда мы подойдем.
Я засунул клинок в ножны и кивнул окружавшим меня.
— Вы бились хорошо, и я люблю вас за это, — сказал я, — но в этот раз мы проиграли.
Я промокнул руки о плащ, пока говорил, и осторожно вытер их, потому что ненавижу пачкать произведения искусства.
— Сложите оружие и знайте, что ваши подвиги в этот день никогда не будут забыты. И когда-нибудь я восхвалю вас при дворе Янтаря.
Мои люди, — девять высоких краснокожих и трое оставшихся волосатиков, — плакали, складывая оружие.
— Не думайте, что все потеряно, — сказал я. — Мы проиграли только одну битву, но сражение продолжается в другом месте. Мой брат Блейс пробивает себе дорогу в Янтарь. Кэйн сдержит свое слово и пощадит ваши жизни, когда увидит, что я ушел к Блейсу, поскольку не захочет, чтобы известие о нарушенной клятве дошло до Янтаря. Мне жаль, что я не могу взять вас с собой.
И с этими словами я вытащил Козырь Блейса из колоды, держа ее как можно ниже перед собой, чтобы не было видно с подплывающего корабля.
