Да и Додик не оставит, когда она на следующую гастроль понадобится. В шоуях другие деньги крутятся. И законы для шоуев другие.
Под изъятых малолеток нарочно пригнали автобус. Клава оглядывалась: не мелькнет ли знакомая тачанка?
Ну да Витёк увидит, сообразит не соваться.
Сонька уселась рядом, шепнула:
– Всем уже сказано: лишнего не болтать. Молились и учились, больше ничего.
Валерик подполз, заканючил:
– Сестрички, дайте целование. А то развезут всех – и не свидимся.
И попытался под подол.
Сонька дала ему коленкой в нос.
– Вали! И забудь про эти целования. Расскажешь – Госпожа Божа червя твоего под корень отсушит. И всем скажи: под корень!
39
Клаву привезли в глухой дом за каменной стеной. Приемник – это похуже даже, чем парник.
Поганое место, и дыхание в воздухе – поганое. Заразиться хочется. Только если Госпожа Божа оградит.
И Клава прошлась по своим святым местам – оградила себя женским крестом животворящим.
Всех привезли, но Клаву отделили. Ее усадили в комнате со столом и диваном, похожую на директорский кабинет в школе.
За стол уселся седой дядька, хотя не слишком старый. Еще мужик, а не дед. Мент или не мент – не понять. Пиджак.
Ментуха тезка не отстала, уселась на диван рядом с Клавой.
– Ну, девочка, давай поговорим спокойно, как человек с человеком, – мужик с подъездом. – Меня зовут Владимир Петрович, а тебя как?
– Каля Дэви.
– Красивое имя. А раньше как звали?
– Никак.
– В школу ходила когда-нибудь?
– Не помню.
– А как звали в то время, про которое ты не помнишь?
– Не помню.
– Ну правильно, раз про время не помнишь, то и не до имени. А давно ты проживаешь с Зоей Николаевной?
– Со Свами?
– Вы ее Свами называете? – обрадовался мужик, и Клаве стало досадно, что проговорилась.
– Да, – не отпереться.
– Что оно значит – такое имя нерусское? Почему не Зоя, а Свами?
– Не знаю. Уважение.
– И давно ты у этой Свами?
– Не помню. Давно.
– И чего делала у нее?
– Ничего. Жила. Молилась. Потом выступать стала.
– А как молилась?
– Как положено: «Госпожа Божа, помилуй мя!» Ну и «Во имя Мати, Дочи и Святой Души».
– Кем же это положено? Вашей Свами?
Клава по-настоящему задумалась.
– Самой Божей. Свами только передала волю Её-Их.
– Чью волю – Ёх?
Клава объяснила как ребенку:
– Она же одна, но вмещает Мати, Дочу и Душу – значит Её воля и Их вместе. Чего тут не понять?
– Действительно, чего не понять, – кивнул Владимир Петрович. – И как же вы молились – все вместе?
– Все вместе. Каждая и каждый могли и свое рвение проявить, но и все вместе.
– А что делали при этом?
– Ничего. Молились. Пели.
– А не наказывала вас Свами? Не била?
– Нет. Мы все в любви живем – как семья. Сестричество.
Тезка-ментуха вмешалась нетерпеливо:
– В семьях тоже – еще как лупцуют.
Клава признала про себя, что ментуха – не дура. Будто знает по папусю с мамусенькой. Но повторила только:
– А мы в Сестричестве – в любви.
– И как же в любви? – не отставала ментуха.
– В любви и есть. А как?
– Целовала вас эта Свами?
Родители все целуют, тут скрывать нечего.
– Целовала.
– А почему вы в одних этих накидках ходите? Без белья, без рубашки нижней?
– А зачем?
– Для тепла. И вообще. Вдруг раскроется накидка. Вон и пуговиц даже нет. Ваша Свами с вас накидки эти снимала? Трогала… – тезка затруднилась в термине и показала пальцем, – вот здесь?
– За пизду, что ли? – спокойненько так, без вызова.
Потому что поняла, что здесь в ментовке жалеек нет, здесь язык их сестрический недействителен, здесь всё просто – как в прежнем доме, когда папуся с мамусенькой разговаривали.
– Нельзя так говорить! Говори: «за половые органы»!
– А почему нельзя? Пизда, она и есть пизда, как не назови. У всех она. И у тебя тоже.
Ментуха вскочила.
– Что ты говоришь, мерзкая девчонка?! Как ты смеешь?!
Чем больше кричит – тем смешнее.
– А что у тебя – нету? Тогда ты больная, пойди к доктору. Есть такие доктора, которые пизды из лишнего живота сворачивают.
Госпожа Божа не оставила Клаву, укрепив в ней дар прозрения. Клава видела, что ментуха и перед мужиком этим Владимиром Петровичем стесняется, но не слова, а что тот вообразит на секунду, что у нее – нету. Зато Владимир Петрович, хоть и молчал, но не сердился, а забавлялся.
– Ну как это… – глупая тезка и руками затрепыхала, только что не указала на себе верное направление, – как это… Я нормальная женщина. Но говорить надо иначе. приличными словами.
– Как ни говори, какая разница? Хоть звездой назови, хоть бездной. Какая создана Госпожой Божей, такая и есть. Цветет и пахнет.
Ментуха махнула рукой и уселась снова – но подальше от Клавы.
– Нет, девочка развращена безнадежно. В нормальный детский коллектив ее не вернешь. Она всех испортит.
Ну смех и не грех даже.
– То-то девки-детки слов не знают. Не хохочите меня. Меня бы не испортили. Потому что мальчишки девчонок портят. Им по статусу положено. Госпожа Божа одностороннее движение на дорогах постановила: от них к нам. Да меня не удалось. Я – весталка действенная!
У тезки и челюсть отвисла:
