Высунувшись из окна, спросил молоденький парнишка шофер. Явно подрабатывал на хлеб с маслом. Таких не стоит опасаться. Раз потрепанная иномарка, значит, просто бомбит парень, не уголовник.
— Начало Волоколамки!
— Сколько?
— Сколько надо, столько и получишь!
Надя плюхнулась на переднее сиденье и уставилась прямо перед собой в одну точку. Она по- прежнему находилась в состоянии близком к истерике.
Паренек поначалу попытался наладить контакт, но, видя, что симпатичная пассажирка не расположена, обиженно замолчал.
Город монотонно шумел, гудел, взревывал лошадиными силами и беспощадно отравлял окружающую среду выхлопными газами.
Подъезжая к метро Сокол, Надя приказала:
— В начале Волоколамки перед мостом направо!
Она по-прежнему широко раскрытыми глазами смотрела прямо перед собой. И явно ничего не видела. Молодой парнишка шофер только удивленно поглядывал на нее и кивал головой.
— Теперь через переезд! Вдоль домов, к гаражам…
Парнишка и на этот раз никак не отреагировал. Но напрягся. Если приказывают ехать в какой-то тупик, в безлюдное место или к гаражам, жди неприятностей.
— К гаражам? — переспросил он.
Надя не ответила, только подбородком указала направление.
Выехали на площадку со знакомой одинокой сосной. Надя, издали увидев Чуприна, на корточках сидящего перед своим кораблем, даже не стала дожидаться, пока машина остановится. Распахнула дверцу. Паренек шофер едва успел затормозить.
Она выскочила из машины и побежала к нему. Он, увидев ее, поднялся с земли и пошел навстречу. Даже издали разглядел, с Надей творится что-то неладное.
Она сходу бросилась ему на шею. И горько заплакала. Навзрыд.
— Гады! Гады-ы! Сволочи! Ненавижу-у! Всех ненавижу! — рыдала она, давясь слезами, судорожно обнимая Чуприна.
— Кто? Тебя не приняли? Почему? Ну… ничего, ничего…
— Гады! Они все против меня! Все против! Они все специально! Гады-ы! Сволочи-и! Ненавижу!
Чуприн крепко прижимал ее к себе. Осторожно гладил по волосам.
— Успокойся, девочка моя! Не думал, что для тебя это так важно.
Так они и стояли посреди гаражного городка, сплетенные в крепкие объятия.
Оторвал их друг от друга протяжный гудок иномарки. Парнишка шофер, не вылезая из кабины, виновато развел руки в стороны. Мол, все вижу, все понимаю, но время деньги. Мол, неплохо бы и расплатиться.
Слава Богу, у Чуприна в карманах джинсов оказались несколько бумажек. Обычно бывало наоборот. Он осторожно освободился от Нади, подошел к машине и, не считая, сунул парнишке смятые купюры.
Парнишка взял их, расправил и удивленно поднял брови.
— Эй, шеф! Много даешь. Вполне и половины хватит.
— Купи себе мороженое, — пробормотал Леонид.
— Э, нет! Так не пойдет! — покачал головой парнишка. — У меня принцип. С клиента лишнего не беру.
Он отсчитал пару бумажек и почти насильно сунул из в руки Чуприна.
«Скажи-ите, принципы у него!» — пронеслось в голове Леонида. «Стало быть в нашем благословенном Отечестве еще не все потеряно!».
Водитель потрепанной иномарки медленно развернулся и уехал с площадки.
Когда Чуприн повернулся к своему детищу, Нади на площадке он не увидел. Будто сквозь землю провалилась. Чуприн подошел к катеру, оглянулся по сторонам. И услышал легкий шорох в полумраке своего гаража.
Он шагнул внутрь и тут же увидел ее, стоящей у стеллажей, кои всегда в наличии в любом гараже. У любого уважающего себя автолюбителя.
Надя стояла, прислонившись спиной к самому дальнему стеллажу и тихо по-детски всхлипывала.
Чуприн вошел внутрь, подошел к ней, осторожно обнял за плечи и притянул к себе.
— Успокойся, девочка моя. Все будет хорошо…
— Ты не понимаешь…
— Ничего, ничего… — бормотал Чуприн, — У тебя впереди…
— Ты ничего не знаешь!
— Успокойся!
Чуприн попытался встряхнуть ее за плечи и посмотреть в глаза. Но Надя только еще громче заплакала. Уткнулась ему лицом в шею и продолжала трястись в истерике.
— Гады! Гады! — всхлипывала она.
— Расскажи мне. Все подробно и спокойно. Я ведь ничего толком не знаю. Тебе надо выговориться. Станет легче.
— Ты не поймешь…
— Не такой уж я тупой.
— Долго рассказывать. Все очень сложно.
Сам того не ожидая Чуприн вдруг начал успокаивать Надю… совершенно иначе. Гладил по бедрам, целовал в шею, приводил ладонями по груди…
Надя вдруг вздрогнула и попыталась оттолкнуть его.
— Ты… что?! Совсем спятил?
— А в чем дело? — начал оправдываться он.
— Только одно на уме. Ты что, совсем ничего-ничего не понимаешь?
— Что такое непостижимое я должен понимать? — вдруг разозлился он.
Пригладил волосы и опять вплотную придвинулся к Наде. Крепко схватил и довольно грубо обнял ее. Надя попыталась отстраниться, не получилось. Он только все крепче и крепче прижимал ее к себе. Руки его заскользили вниз на ее телу.
— Не смей! — зашипела Надя. — Ты в самом деле ничего не понимаешь! Я ведь люблю тебя.
— Тогда тем более. Я что, не имею права? — тупо и жестко сказал он.
Какое-то время они, сплетенные в неестественные объятия, покачивались из стороны в сторону, едва держась на ногах. Потом оба не удержали равновесия и довольно неуклюже стукнулись об один из стеллажей. Чуприн тут сильно прижал ее спиной к полкам. Сверху на них посыпались какие-то банки, картонные коробки, пустые полиэтиленовые канистры, мотки проволоки…
Одна из полиэтиленовых прозрачных бутылок с противным звуком покатилась по деревянному настилу гаража, покачалась, туда-сюда, у самого порога и замерла. Остановилась точно на грани тени и солнечного света.
Надя с силой двумя руками оттолкнула Чуприн от себя.
— Тебе от меня только это надо, да? — яростно зашипела она. — Ты животное, да?
— Ой, вот только не надо, не надо, — пробормотал он.
— Ты ничего не понимаешь! Я люблю тебя, идиот!
— И не надо оскорблять!
— Ты ничего не понял.
— Где нам, дуракам, чай пить!
— Я люблю тебя, а ты…
Чуприн смотрел вслед Наде. Следовало бы догнать ее, остановить, вернуть, успокоить и все такое. Но он почему-то не сделал этого.
«Нефертити! Нефертити! Скушать финик не хотите?» — который день вертелась в его голове эта, то ли скороговорка, то ли вообще, непонятно что. Бред какой-то!
