внимания милиции. Мы дошли до Невского. Здесь дежурили братья Али. Они приветствовали нас легкими кивками.
И снова меня охватило волнение. Мне казалось, что подростки-метальщики слишком заметны в воскресной толпе, фланирующей по Невскому. От них исходили волны опасности, желание взорвать эту беспечную мелкобуржуазную массу, затопившую центральные улицы города. Похожие на «хиппи» мальчики торчали из толпы, как занозы, а на глубине полутора метров под землей таилась бочка с динамитом.
Николай Иванович куда-то пропал. Я купил газету и встал на углу за киоском «Союзпечати», делая вид, что изучаю новости. Буквы прыгали перед глазами, я с минуты на минуту ожидал взрыва.
Как вдруг быстрая тень прошелестела мимо, дернув меня за рукав. Я разглядел под вуалью темные Алины глаза, горевшие лихорадочным блеском.
Быстрым шагом, на расстоянии трех метров друг от друга, будто связанные невидимой нитью, мы проследовали в молочное кафе неподалеку. Там уже находились Николай Иванович и все метальщики, сгрудившиеся за столиком с булочками и кофе.
– Царь изменил маршрут. Он боится, – проговорила Аля. – Карета проследовала по Екатерининскому и Итальянской. Обратно он поедет тем же путем. Вот план расстановки, – она выложила на стол почтовый конверт, на оборотной стороне которого была нарисована схема улиц и крестики, обозначающие места метальщиков. Подростки склонились над схемой.
– Я дам знак платком, – сказала Аля.
И снова юноши тихо и бесшумно исчезли. На столике остался недопитый кофе.
– Хотите быть метальщиком? – Аля вынула из сумочки мячик, протянула мне.
Я неуверенно пожал плечами.
– Боитесь? – выдохнула она, сверля меня жгучими глазами.
– Почему боюсь? – передернулся я.
Я сунул мячик в карман, посмотрел на схеме свое место. Оно было неподалеку от Спаса-на-Крови.
Николай Иванович хладнокровно пил кофе.
– Удачи вам! – шепнула Аля, поднимаясь.
– С Богом! – сказал Николай Иванович. – После исполнения приговора собираемся на конспиративной явке. Угол Малого проспекта Петроградской стороны и Широкой улицы.
– Где это? – спросил я.
– Угол Ленина и Щорса.
В одиночестве я дошел до Екатерининского канала и повернул направо, к Конюшенной площади. Храм Спаса-на-Крови, заштрихованный летящими хлопьями снега, завершал перспективу канала. Я не чувствовал собственных ног, меня била крупная дрожь. Кроссовки совершенно размокли и чавкали при каждом шаге.
Слева, за каналом, я увидел Алю. Она стояла на продолжении линии Итальянской улицы и всматривалась в даль. Метальщики прогуливались по эту сторону, то и дело оглядываясь на фигурку Али. Я вытащил мячик из бокового кармана и спрятал его за пазуху. Мимо меня прошел Петр в надвинутой на очки шляпе. Я взглянул на Алю. Она вытянулась как струнка, не сводя глаз с какой-то точки вдали. Потом она выхватила из сумки белый платок и взмахнула им в воздухе.
И тотчас метальщики, находившиеся ближе к Невскому, оборотились и направились в мою сторону. Сердце мое забилось громко: оно ходило ходуном в груди, дыхание прервалось. Я уже готов был увидеть императорскую карету с четверкой лошадей и казаками, скачущими впереди и сзади нее, как вдруг на набережную канала вырулило такси с зеленым огоньком и направилось в сторону Конюшенной. Не успел я ничего сообразить, как Петр, находившийся метров на пятьдесят ближе к углу, выскочил на проезжую часть и, взмахнув рукою, швырнул мячик на мостовую. Мячик высоко подпрыгнул и упал в канал. Машина шарахнулась в сторону. Я успел увидеть, как Петр и остальные метальщики перебегают пешеходный мостик по направлению к улице Софьи Перовской.
Машина резко затормозила, из нее выскочил водитель. Я узнал его. Это был тот самый таксист, который привез меня к фундаменту моего дома злополучной апрельской ночью. Он послал крепкое ругательство вслед убежавшим злоумышленникам, потом перевел взгляд на меня.
– Здравствуйте. Вы меня узнаете? – заискивающе спросил я, чтобы не быть заподозренным в соучастии.
– А-а... Это ты... – протянул он хмуро. – Вот сволочи, скажи! Своими бы руками удавил!.. Что он там швырнул? – водитель подошел к парапету, поглядел на воду. – Мячик, что ли? Я перепугался, думал – бомба!
Я стоял возле такси, не зная – уходить или нет. – Водитель, сплюнув, вернулся к машине.
– Дом-то нашел свой? – лениво поинтересовался он.
– В общем, да, – мне не хотелось об этом говорить.
– Бывают заскоки по пьянке. Сколько хочешь... Вчера вез мужика, тот тоже не мог адреса вспомнить... Подвезти? – он уселся на свое место.
– У меня денег нет, – сказал я.
– А куда тебе?
– На Петроградскую.
– Садись, по пути. Я в парк еду, – он распахнул переднюю дверцу.
Усаживаясь в машину, я успел увидеть на другом берегу канала Алю. Она стояла у парапета, сцепив пальцы, и смотрела в мою сторону.
На конспиративную явку я прибыл раньше других заговорщиков. Дом на углу Широкой и Малого тоже находился на капитальном ремонте, в той именно стадии, когда успели сломать, но строить еще не начинали. Здесь окна, выходящие на улицу, были закрыты ржавыми железными листами, двери парадных заколочены досками, а единственная подворотня загорожена сломанными чугунными воротами, снятыми с петель и скрученными посредством толстой проволоки. Я обогнул дом и зашел в следующую подворотню, откуда мне удалось проникнуть во внутренний двор ремонтируемого дома. Он являл собою еше более печальное зрелище, чем дом на углу Фурштадтской. Огромные кучи строительного мусора громоздились тут и там; часть дома была вынута изнутри вместе с перекрытиями, остались лишь наружные стены; другая часть сохранила перекрытия, но лишилась наружной стены, так что во двор выходили пустые ниши комнат с разномастными обоями. На четвертом этаже, у самого края пропасти, стоял шкаф с зеркальной дверцей, которая медленно поворачивалась на ветру с едва слышным скрипом. Зеркало было разбито.
Я уселся в углу двора на железный остов скамейки. Вскоре во двор зашли двое подростков из команды Николая Ивановича. Не обратив на меня ни малейшего внимания, они исчезли в зияющем провале парадного и через несколько секунд вынырнули на втором этаже в комнате с голубыми обоями. Один из них установил у края пропасти два кирпича в виде буквы «Т», после чего подростки укрылись в доме.
Прошел еше один, затем появился мой напарник в синих очках, скользнул по мне взглядом.
– Петр! – окликнул я его.
Он сделал вид, что не слышит, и тоже исчез в доме. Наконец, во дворе появился Николай Иванович с дочерью.
Я поднялся со скамейки и направился к ним. Они остановились.
– Я пораньше приехал. На такси, – объяснил я, чувствуя какую-то непонятную вину.
– Почему вы не метнули заряд? – строго спросила Аля.
– Аленька... – опешил я.
– Погоди. Это нам тоже пригодится, – сказал дочери Николай Иванович, направляясь к парадному.
– Вы что... серьезно? – упавшим голосом произнес я вслед, но делать нечего – приходилось доигрывать нелепую постановку до конца.
Внутри дома было омерзительно. Как видно, пьяницы Петроградской стороны использовали пустующую коробку дома для своих нужд. Приходилось то и дело переступать через нечистоты, остатки еды, следы рвоты. В воздухе стоял отвратительный запах мочи.
Стараясь не дышать, я поднялся на второй этаж. Заговорщики собрались в одной из внутренних комнат, где тоже хватало грязи и вони. Они стояли в кружке, центром которого был Николай Иванович. Я подошел и встал сзади.
– Акция не удалась, – сказал Николай Иванович. – Произошло это по вине вашего товарища. После
