ложки, щипцы для сахара, конфеты в нарядных коробках, пирожные – все выглядело красиво и даже изысканно. Сэр Йорик в парчовом камзоле ожидал, пока усядутся гости и займет на столе место королевский пудинг.
– Прошу наливать чай... Нет-нет, сначала сливки, потом чай, – сказал он, заметив, что Шура перепутала последовательность.
Она исправила оплошность. Первому налила хозяину, потом принялась обносить гостей. Сэр Йорик уселся в кресло.
Детишки не забывали говорить «спасибо», вообще вели себя по-английски воспитанно. Маша сидела с бледным постным лицом, Любаша прятала глаза – ей попала смешинка. Шурочка плавно двигалась по кругу с чайником и молочником в руках.
– Леди и джентльмены! – начал сэр Йорик, когда Шурочка, закончив обносить, уселась с ним рядом. – Я хочу поздравить вас с национальным праздником вашего государства, чья историческая роль в мире неоспорима и весьма велика. Благодарение Богу, ниспославшему мир и благодать на вашу землю, любовь и покой в ваши сердца...
Леди и джентльмены слушали старого писателя со вниманием, следя за его благородными жестами, оборками кружевных манжет, белоснежным жабо, золотыми нитями парчи, мерно колыхавшимися буклями. Лишь Любаша со свойственной ей живостью никак не могла справиться со смешинкой, едва удерживалась от смеха. Она кусала губы, но в глазах прыгали искры веселья. Рыжий кот Филарет лежал на письменном столе, как сфинкс, полуприкрыв глаза и подогнув под себя лапы.
– Дети мои! Разрешите мне по старой привычке произнести воскресную проповедь, – сэр Йорик потянулся к полке и взял в руки толстую черную книгу. Он раскрыл ее на закладке, водрузил на нос очки и, оглядев поверх стекол гостей, начал чтение.
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика наша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас.
Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.
Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы.
И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме.
Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного...»
Тихо стало за столом. Сэр Йорик поднялся и, чиркнув спичкой, зажег семь свечей на подсвечнике. Пламя разбросало по стенам зыбкие тени, как бы расширило их круг и в то же время сблизило. Дети сидели, тараща глазенки на пламя, и блеск его в этих глазах был радостен.
Сэр дворик с улыбкой поклонился.
– От имени королевы и ее правительства разрешите заверить вас в искреннем уважении, которое питает моя нация к вашей, и пожелать нашим народам спокойствия, мира и процветания!
Дети оживились. Упоминание королевы наконец-то прояснило картину. Это была сказка, игра, домашний театр, который устроил здесь славный старичок со странным именем Йорик. Руки потянулись к конфетам, Шурочка взялась за нож, чтобы разрезать пудинг.
– Спасибо вам, сэр Йорик, за добрые пожелания нашей стране и нашему народу, – тщательно подбирая слова, с достоинством ответила Ирина.
Сэр Йорик еще раз поклонился, прижав руки к жабо.
– А вы хохотушка, Любовь Викторовна! – вдруг воскликнул он, грозя Любаше пальцем, на что она, наконец, залилась смехом в голос, окончательно разрядив обстановку.
Потекла оживленная беседа, в которой непостижимым образом участвовали дети, включая Хуанчика. Лишь Ванечка спал в коляске да Митя не проронил ни слова; он быстро поедал пирожные, будто боялся, что их сейчас отберут.
Егорка осмелился напомнить о ночных гостях старика. Ему хотелось узнать, точно ли они артисты.
– О да, это большие артисты! – воскликнул сэр Йорик, поднимая указательный палец.
Чаепитие продолжалось; пудинг удостоился похвал англичанина; женщины были на седьмом небе.
Вдруг заплакал Ванечка. Первой к нему поспела Шура. Быстро и ловко она вынула младенца из коляски, уложила на диван, распеленала и снова запеленала, найдя запас пеленок в той же коляске.
– Кормить пора, – сказала Любаша, усаживаясь в тени и расстегивая на груди платье.
Шура поднесла к ней младенца, и Любаша, выпростав грудь, принялась его кормить. И это не показалось никому неуместным, потому что семья была в сборе и старый дедушка Йорик уже готовился запустить руку в кружевных манжетах в сумку, где лежали надписанные пакетики с подарками для детей.
Глава 46
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
«...Славно, что мы догадались выпустить щегла. Пусть полетает по квартире. Он зачах в клетке... Даст Бог, дождемся весны, отпустим его на волю. А клетку сожжем. Ненавижу клетки!»
«Я люблю тебя».
«Я не верю тебе, но все равно приятно. Ты все придумал, признайся. Ты выдумщик, сочинитель, обманщик, сам веришь в свои фантазии. И меня ты сочинил, я вовсе не такая, я обыкновенная и немножко глупая...»
«Я люблю тебя».
«Ты просто соскучился по женщине. Ты долго трудился, долго сомневался в одиночестве и принял меня за награду. Ты насладишься мною и забудешь. Новая мысль поразит тебя и заставит трудиться...»
«У тебя холодный нос».
«Как у собаки... Ты впустил меня в дом, и я буду преданно служить, пока ты не выгонишь меня на улицу. Только будь ласков со мною. Я хочу умереть у твоих ног».
«Ты никогда не умрешь».
«Почему?»
«Потому что теперь ты бессмертна».
«Ах, я забыла... Все, к чему ты прикасаешься, становится бессмертным. Бедный ты мой! Твое творение отняло у тебя рассудок. Но я все равно люблю тебя и буду любить вечно».
«Мы теперь вечно будем жить в этой темной комнате со щеглом, и рог молодой луны будет выглядывать из-за трубы, и пружинки раскладушки будут петь и пощипывать нас за бока...»
«У тебя было много женщин?»
«Не помню... Но все они были прекрасны и любили меня, а я любил их, хотя, в сущности, это была одна женщина, менявшая облик, чтобы мне интересно было ее разглядывать. Потом я уходил от нее или она покидала меня, чтобы встретиться снова в другом обличье и начать сначала...»
«Значит, мы тоже расстанемся?»
«Мы не расстанемся никогда».
«Почему?»
«Потому что на этот раз я сотворил тебя из своего ребра».
«Я ничего не знаю о тебе».
«Ты знаешь все. С тех пор, как я начал сочинять, житейское отпадало от меня. Теперь у меня нет ничего, кроме щегла и машинки, на которой я играю свою музыку. Остальное я могу выдумать».
«А можешь ли ты выдумать любовь?»
