«В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил „Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний“.
Я спросил адмирала:
— Ваше решение?
— Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.
Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил адмиралу Ф. С. Октябрьскому:
— Действуйте и доложите своему наркому…
В 4 часа я вновь разговаривал с Ф. С. Октябрьским. Он спокойным тоном доложил:
— Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения».
Остается только гадать, почему Жуков без разрешения Сталина санкционировал ответный огонь для флота, но при этом не дал аналогичного приказа для приграничных армий.
В 12 часов дня по радио выступил с обращением к советскому народу Молотов и объявил о начале Великой Отечественной войны. Только после этого был принят Указ Президиума Верховного Совета об объявлении с 23 июня мобилизации военнообязанных 1905-18 годов рождения на территории четырнадцати военных округов, а также о введении военного положения на европейской части страны.
Факт преднамеренной и неспровоцированной агрессии Германии против СССР был настолько очевиден, что Черчиллю и Рузвельту достаточно быстро удалось нейтрализовать попытки антикоммунистических сил США и Англии поддержать нацистов в борьбе против нашего народа.
В своей речи по Би-би-си вечером 22 июня Черчилль от имени британского правительства обещал оказать России и русскому народу всю помощь, которую только сможет:
«Никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я за последние 25 лет. И я не отказываюсь ни от одного сказанного мною слова. Но все это бледнеет перед той гигантской картиной, которая разворачивается перед нами.
Я вижу русских солдат, стоящих на пороге родной земли, охраняющих поля, где их отцы работали с незапамятных времен. Я вижу их, защищающих дома, где матери и жены молятся — да, да, бывают времена, когда молятся все, — за безопасность своих близких, за возвращение кормильца, своего защитника, своей опоры. Я вижу 10 тысяч деревень России, где средства к существованию добываются на земле с таким трудом, но где все же существуют человеческие радости, где смеются и играют дети. Я вижу надвигающуюся на все это ужасающую мощь германской военной машины.
Отныне у нас одна цель, одна единственная — уничтожение нацистского режима. Мы никогда не будем вести переговоры с Гитлером. И пока мы не освободим народы, находящиеся под его ярмом, любой человек или правительство, которое сражается против нацизма, получит нашу помощь, любой человек или государство, которое сражается против Гитлера, будет нашим союзником. Такова наша политика…
Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца».
Однако это заявление Черчилля было встречено в высших кругах английского общества с известной долей скепсиса. Так лидеры лейбористов даже превзошли консерваторов в недоверии к СССР, они не верили ни в искренность Москвы, ни в силу Красной армии. В Военном кабинете только Бивербрук горячо поддержал Россию. В тот момент времени Черчиллю и в голову не пришло, что Великобритания и США приобрели союзника, который выиграет для них войну против Германии.
Ведущие английские военные эксперты в целом разделяли германскую точку зрения, что сопротивление России не будет долгим. В середине июня британские официальные оценки сводились к тому, что германские армии достигнут Кавказа в конце августа или, в крайнем случае, в начале сентября. Историческим фактом является требование некоторых британских военных уничтожить кавказские месторождения нефти, чтобы немцы не смогли ими воспользоваться. В тоже время признавалось, что русским удалось сковать значительные силы вермахта. Поэтому было решено помочь Москве держаться настолько долго, насколько это окажется возможно.
После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники государственного департамента США провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении американского дипломатического ведомства говорилось, что
В правящей американской элите продолжала господствовать точка зрения, что помогать Советскому Союзу таким же образом, как Англии, не следует. Два главных соображения стояли на пути предоставления американской помощи Советскому Союзу. Первое исходило из господствовавшего в Америке антисоветизма и заключалось в том, что конфликт идет между «сатаной и люцифером», в котором Соединенные Штаты не должны принимать участие.
Второе препятствие — отсутствие уверенности в том, что Советский Союз выстоит перед германским наступлением. В данном случае на мнение Рузвельта влияла оценка высшего военного руководства, считавшего, что максимальный период, в течение которого Советский Союз способен сопротивляться германскому наступлению, — три месяца. Да и сам Рузвельт полагал, что
Впрочем, были в Америке и весьма влиятельные силы, которые откровенно выступали на стороне Гитлера. Так что окажись, что агрессию затеял бы СССР, то трудно сказать выступили бы США нашим союзником.
Тем не менее, 24 июня Рузвельт, на пресс-конференции предварительно подстраховавшись указанием на то, что официально советское правительство ни о чем еще не просило, и главным получателем американской помощи по-прежнему остается Англия, заявил:
«Разумеется, мы собираемся предоставить России всю ту помощь, которую мы сможем».
Вскоре американское правительство разморозило 39 миллионов долларов советских фондов в США, и объявило, что американские корабли могут вести необходимые товары в неоккупированные советские порты.
Бывший посол США в Советском Союзе Джозеф Дэвис, спустя две недели после нападения Германии на СССР, написал Рузвельту меморандум, сыгравший значительную роль в последующих советско-американских отношениях:
«Чрезвычайно важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не „таскает каштаны из огня“ для союзников, которые сейчас в нем нуждаются и которые будут такими же врагами после заключения выгодного для себя мира, как и немцы в случае своей победы. Извлекши урок из прежних ошибок, Черчилль и Иден, по-видимому, поняли это и обещали России поддержку „всеми силами“.
Я не забываю, что в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой струне в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая „коллективную безопасность“. Он снова будет играть на ней, если сможет, и снова использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным. Это следует нейтрализовать, если возможно. Попыткам Гитлера может быть дан хороший отпор, если Сталин получит какое-то заверение, что, невзирая на идеологические разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения желает помочь ему разгромить Гитлера».
Таким образом, осторожная предвоенная политика Сталина позволила Советскому Союзу уже в первые дни войны преодолеть сопротивление антисоветских сил и постепенно перейти к союзническим
