женского, порождение чего и есть деление людей на два пола. Тезис историков должен быть как бы перевернут: не половые отношения людей породили мужские и женские мифологемы - но, напротив, эти последние и есть ключ к глубинам и универсалиям пола. Эти фигуры, видимые 'вещим зрением', индивидуальные и коллективные формы сверхчувственной природы обнаруживают смысл абсолютной мужественности (вирильности) и абсолютной женственности в их фундаментальном аспекте, через постижение которых мы можем определять наличие некоторых 'постоянных' внутри распадающихся и гибридных форм эмпирического пола, расовых и цивилизованных различий. Из глубин sacrum мифологии пола вырастают наиболее глубинные ростки психологии. Это - главная отправная точка. Если не подчеркнуть этого со всей основательностью, то дальнейшее изложение для неподготовленного читателя будет казаться не только новым, но и странным.
Да, принимаемая нами за отправную традиционная точка зрения как противоположна натуралистическим объяснениям, так и отлична от посылок современного психоанализа. В свое время мы уже говорили, что абсолютная мужественность и абсолютная женственность не просто умозрения, удобные для анализа эмпирических форм, связанных с сексом, но категории самодостаточные и самодовлеющие. Мы не можем считать их просто 'идеями' или 'идеями-типами', существующими только в умственных построениях или как нечто приблизительное, пригодное для 'черновых' описаний явлений. Напротив, эти принципы обладают абсолютной бытийной реальностью в смысле греческого, entia; это принципы- потенции сверхличного порядка, благодаря которым каждый мужчина есть именно мужчина, а женщина - именно женщина. В то же время они существуют поверх каждого отдельного смертного человека, мужчины или женщины, и помимо их исчезающей индивидуальности. Они есть 'метафизическая экзистенция'. Этот взгляд, наиболее полно выраженный в учениях тантрических и сахаических школ, предполагает присутствие в делении на мужчин и женщин строго онтологических начал, выраженных как Шива и Шакти или, в мифологии, как Кришна и Радха.
Таков же взгляд и платонизма с его антиномическим, реалистическим и магическим характером: учение об 'идеях' или 'архетипах', понимаемых не как абстрактные концепции человеческого происхождения, но как корень реальности и сама же реальность, но высшего порядка. Эти силы невидимо присутствуют во всякой облекаемой ими индивидуальности, сквозь которую они же себя и проявляют; эти 'боги' или сущности пола живут и обнаруживают себя в разных видах и в разной степени, среди всего множества мужчин и женщин, в любом месте и в любое время. Все многообразие их конечных, приблизительных, даже 'лярвических' форм теряет сопричастность вечному.
В этом и есть отличие нашего подхода от современных учений, даже почитаемых наиболее высокими, которые, однако, не метафизичны, а 'психологичны'. Если Юнг не сводит 'действующих лиц' сексуального мифа к фантазиям и вымыслам, признает их за драматически взаимосвязанные 'архетипы', существующие повсюду и автономно, он все равно описывает их в психологических терминах, сводя к коллективному бессознательному и 'потребностям', проявление которых 'темно' и атавистично оттеняет ясность личного сознания. Это касается не только терминологии, но и практики: в соответствии с концепцией 'вины', лежащей в бессознательном, все сводится к феноменологии психопатического поведения и соответственно к 'мерам' чисто человеческого воздействия. Если каждый принцип по природе своей трансцендентен, то, чтобы начать с ним 'экспериментировать', его надо свести к 'психологическому факту'- в этом фундаментальная разница между обычной психологией и той, которая понимает, что она лишь частица и проявление онтологии. На деле толкования Юнга оканчиваются очень банально - все его рассуждения о сверхличном и 'архетипах' пола уничтожаются его же методом профессионального воздействия на сознание, осуществляемого психиатром или психоаналитиком, отсутствием подлинных доктринальных коррекций.
Различие подходов особенно заметно в области практического применения. Сам занимавшийся психотерапией Юнг всерьез полагает, что целью всех религий, мистерий и посвящений древности было то же самое: освобождение индивидов от психических травм и преодоление бессознательного. Он стремится 'разбавить' архетипы, лишить их мифичности и очарования - тала - придающего им неотвязность, и свести к нормальным психическим функциям, в частности, сделать мужской и женский архетипы частью обыденного сознания. [209] Знание же метафизической реальности архетипов, напротив, служило в традиционных обществах предпосылкой для сакрализации пола, практик и ритуалов, не навязывающих простую 'нормальность' и лечение 'комплексов', но выводящих за пределы просто человеческого, за пределы 'Я', в сферы, которые Юнг видел лишь как необъяснимые гало бессознательных образов.
К тому же в традиционном мире существовала система связей между реальностью и символами, действиями и мифами - мир божественных персонажей определял не только наиболее глубокие проявления пола, но и нормативные принципы половых отношений, которые в любой здоровой цивилизации жестко определяют связи между мужчинами и женщинами. Так эти отношения и связи приобретали глубокий смысл, становились 'подзаконны'. При том, что в развитых цивилизациях закон учитывал и случайности, неожиданности, чисто личные ситуации.
Рассмотрим кратко эту сторону метафизики пола.
31. Метафизическая диада
Из элементарных двойственностей рассмотрим прежде всего наиболее общие, метафизические, освобожденные от мифологизаций и символизаций.
Основной традиционный принцип всегда заключается в том, что творение или проявление постоянно есть результат двойственности главных основ, составляющих высшее единство, подобно тому, как зарождение животной жизни всегда порождено соединением самца и самки.
Касаясь происхождения жизни, Аристотель писал: 'Мужское - форма, женское - материя. Последняя, как и женщина, пассивна, в то время как мужское начало активно'. [210] Эту полярность можно проследить во всех концепциях греческой философии, в ее идеях, имеющих материалистическое происхождение и принявших разные облики, частично уже отделенные от первоначального истока и живущие самостоятельной жизнью. Мужское - это форма, женское - материя; форма имеет в себе силу определять, осуществлять принципы движения, развития, становления; материя - среда и средство любого развития, чистая и неопределенная возможность, субстанция, 'вещь в себе', которая, чтобы стать чем-то, должна быть возбуждена и пробуждена к становлению. Греческое слово, обозначающее материю, -, не относится ни к органической, ни вообще к физической ее части; трудно определимое современным мышлением, оно в данном контексте намекает на таинственную, неуловимую, бездонную сущность, которая и есть и не есть, чистую возможность 'природы' уже как, становления и развития. В пифагорейской терминологии, это принцип диады, бинера, Двойного, противу Единого лежащего; Платон именует эту категорию, как нечто извечно 'другое', вмещающее в себя, бытие, подобно 'матери' или 'кормилице' становления. [211] В традиционной метафизике именно таково, в наиболее абстрактном виде, соотношение вечно мужественного и вечно женственного.
В более поздней интерпретации мужеское и женское соответствуют сущему (в наиболее возвышенном смысле) и становлению, всему, что по сути есть само и другое, или же причине (неподвижной, дородной) и жизни (изменчивой, одушевленной, материнской субстанции становления). Плотин, в свою очередь, говорит о мужском сущем - или - и о женском восполняющем начале вечно мужского,, о вечно сущем и
