Напрасно мы отвечали, что немецкие радиоприемники в то время были слишком большими, чтобы попрятать их составляющие части в пирогах, посылках с мылом или табаком, как делали британцы. В итоге ОКБ приказало всем лагерям военнопленных в Германии отсылать нам все миниатюрные радиоприемники, детали которых у них уже имелись в распоряжении или же находились в посылках или при обысках помещений. На Кольдиц обрушился обвал приемников всех видов, размеров и форм, новых и старых – но ни одного миниатюрного! Последние, казалось, были либо зарезервированы исключительно для Кольдица, либо уже попали в другие лагеря и были успешно спрятаны.
Прежде чем мы успели приступить к отправке хотя бы первых спрятанных радио, война и «Ekkehard» вместе с ней подошли к концу.
Единственным успешным побегом на родину немецкого пленного явился побег лейтенанта фон Верра. Из Канады через Мексику он добрался до тогда нейтральных Соединенных Штатов, а оттуда на немецкой подводной лодке попал в Германию. В общем, в умах наших пленных побег занимал отнюдь не первое место. Для большинства из них переправа в Германию из Соединенных Штатов представляла собой предприятие почти за гранью возможного.
Тем не менее британцы до сих пор извлекали наибольшую пользу из этой контрабандистской службы, хотя некоторое время я хранил письмо британскому пленному, нечаянно проскользнувшее назад в почту, из которой британский цензор его удалил. Его замечания для автора были образцом насмешки!
Хотя мы, казалось, залатали все возможные бреши в наших оборонительных рубежах, намек из
Итак, в один прекрасный день мы решили устроить грязному белью Кольдица публичную просушку и, прежде чем передать оное узникам или прачечной, вскрыли все картонные коробки с бельем. В кучах одежды мы нашли доказательства довольно бойкого обмена: кофе и шоколад с одной стороны, алкогольные напитки и любовные послания от страстных прачек французским и польским офицерам с другой стороны.
Обе стороны были наказаны одиночными заключениями.
Тем временем утрата Туниса и всего африканского фронта была встречена заключенными соответствующим образом. Голландия была переведена на военное положение. Теперь воздушные тревоги случались несколько раз в неделю. Потери врага на море уменьшались. Мы ломали головы, что случилось с нашими подводными лодками.
Другим примером результата чрезмерного контакта явился следующий случай. Очаровательная помощница дантиста пала жертвой статного, темноволосого красавца капитана авиации Халупки, чешского офицера RAF. Нам приходилось пользоваться услугами городского дантиста в его собственном кабинете, поскольку он наотрез отказался вновь подняться в замок после того, как однажды лишился там своего пальто, украденного «пациентами». Многократные походы на лечение свидетельствовали о том, что зубы Халупки, должно быть, были в крайне плачевном состоянии! В итоге нам пришлось заставить девушку переехать (в ее же собственных интересах). Не знаю, какой именно контрабандой они обменивались, но подозревали, что девушка, должно быть, дарила своему возлюбленному летчику не одни любовные письма.
Здесь можно немного пофилософствовать о сексе, как движущей силе – силе самой мощной и основной, силе, отметающей в сторону все требования религии, традиций, социального инстинкта и практики. Разумеется, в Кольдице существовала сексуальная проблема. Не могу сказать, были ли женатые пленные в этом отношении лучше, чем неженатые, но не думаю, что спустя два или три года в их душевном состоянии имелось большое различие.
Иногда нам доводилось заглянуть в душу заключенных – благодаря письмам.
Однажды один офицер послал домой свой автопортрет, пусть идеализированный, но довольно похожий. Он был изображен в безупречно сидящей униформе, улыбающимся, здоровым и крепким. Бумага показалась нам необычно толстой и тяжелой, и мы срезали картинку, ища спрятанные под ней послания. Второй лист мы действительно нашли. На нем было послание – очень страстное – и снова набросок автора, на этот раз не в униформе, а во всей своей олимпийской наготе – образ, который он, без сомнений, хотел бы, чтобы оценила и запомнила его любимая.
Однажды в начале утренней переклички я увидел в открытой двери в северо-восточном углу двора птичью клетку, в которой висело изображение фюрера. Ничтожная форма оскорбления, подумал я, но что мы могли сделать с этим?
В июне 1943 года мы стали свидетелями начала конца Кольдица как интернационального лагеря, за исключением нескольких недель в самом конце войны. Первым изменением явилось прибытие двух партий в общей сложности в шестьдесят семь британских офицеров, попытавшихся осуществить массовый побег по туннелю из офлага 7В, Айштатт, Бавария. Одним из них оказался капитан граф Хоуптаун, сын лорда Линлитгоу, бывшего вице-короля Индии. Вскоре ОКБ повысило его до ранга
Концентрация
Засим последовал перевод голландской группы в Станислав в Польской Галиции. Мы все покрылись холодным потом при мысли об их скором отправлении, а наши сердца обливались кровью от сострадания коменданту Станислава.
По пути в Польшу мы упустили только одного голландца – одного из кузенов ван Линдена; шестьдесят же оставшихся превратили Станислав в настоящее осиное гнездо. Позже из этого лагеря многие бежали – намного больше, чем убежали бы из Кольдица. Вот вам еще один пример очередной ошибки ОКБ: оно смешало закоренелых беглецов с относительно безвредными пленными. Старые узники бежали – невинные заражались той же идей.
В июле пришел приказ о переводе французов и бельгийцев в офлаг 10С в Любеке. Переезд происходил в два приема, примерно по сотне человек за раз. Первая группа покинула замок 7-го числа и прибыла на место в том же составе и без инцидентов. Веселье началось со второй группой, отправившейся в путь через шесть дней. К этому времени, я полагаю, пленные, остававшиеся в Кольдице, уже выяснили детали процедуры отправки.
Количество багажа, которое везли с собой пленные, было огромным. Так было всегда. Коробки, мешки, картонки, кучи одеял, картонные чемоданы и так далее. Наша единственная повозка еле-еле тащилась между замком и станцией.
Из кучи личных вещей мы выудили двух потенциальных беглецов; одним оказался лейтенант Клэн, де голльский офицер, а вторым Джайлз Ромилли! Последнего мы поймали только потому, что, к счастью, поставили часового охранять багаж на железнодорожной станции. Он и поймал Ромилли, когда тот вылезал из своего ящика. Услышав, что Ромилли был снова пойман, наш комендант задумчиво провел пальцем по воротнику. Именно ему пришлось бы отвечать, и отвечать собственной головой, если бы Эмиль бежал.
В свое время в Любек прибыла и вторая группа французских офицеров, тоже без потерь. Слишком хорошо, чтобы быть правдой? И верно, через некоторое время мы заметили трех незнакомцев в британской группе, к тому времени ставшей единственной национальностью, представленной в так называемой ими «оккупированной союзниками территории в Германии».
Мы обнаружили подмену. Три французских офицера остались в Кольдице, а три перебежчика отправились в Любек вместо них. Мы отослали трех французов, а Любек вернул нам их «тезок».
Однако из этих троих вернувшихся «домой» только двое оказались настоящими британскими
