Подобное крайне сложное и двойственное положение сохранялось почти восемь лет. До середины 1951 г. заставляло балансировать во внутренней политике. Постоянно ограничивать права союзных республик на деле, на словах прокламируя их якобы возрастающую самостоятельность. И подтверждать последнюю самым, как тогда казалось, безопасным способом. Широкой государственной поддержкой национальных науки, литературы, искусства. Чем в конечном итоге добились прямо обратного — усиления национализма в его наиболее чистом виде.
Когда же удалось покончить с националистическим вооруженным подпольем, контроль, осуществлявшийся на западных землях войсками МТБ, местными партийными органами, попытались сохранить, заменив государственным. И для того ввели областное деление в Эстонии, Латвии, Литве, увеличили число областей на Украине. А чтобы столь труднообъяснимая акция не бросалась в глаза, разделили на области еще и Грузию, Азербайджан, даже Башкирию и Татарию. Использовали же эту административную реформу только для того, чтобы заполнить все появившиеся чиновничьи вакансии людьми со стороны. Из старых советских регионов преимущественно русскими.
Но данный курс сохранять удалось недолго, несмотря на все отчаянные попытки Маленкова, Молотова его закрепить — и повышением прав союзных министерств, и усилением значимости, самостоятельности край- и облисполкомов, не только противопоставленных советам министров союзных республик, но и призванных стать основой структур государственного управления, демократизации. И резким понижением роли местных, прежде всего республиканских, партийных организаций.
Настойчивые же усилия Берии и Хрущева, опиравшихся на партократию союзных республик, привели в 1953 г. к иному. К ликвидации областного деления в Прибалтике, Закавказье, Поволжье, назначению на все мало-мальски значимые должности повсюду представителей коренной национальности. В следующем, 1954 г. — на основе постановления ЦК КПСС об усилении прав союзных республик — к передаче в их ведение практически всех промышленных предприятий, за исключением лишь оборонных. А еще два года спустя — закреплению и усилению данной тенденции кратковременным существованием совнархозов, в конечном итоге созданных в границах все тех же союзных республик либо их экономических районов.
Правда, для тех же 1950–60-х гг. оказались свойственными и иные — органические, неизбежные, объединительные процессы: ранее невиданная по масштабам миграция населения, начатая освоением целины, подкрепленная свободной выдачей паспортов жителям деревни, усиленная новым этапом модернизации экономики — строительством прежде всего в союзных республиках большого числа мощных, крупных промышленных предприятий, потребовавших привлечения квалифицированных рабочих рук в основном из России и Украины.
Следствием стало значительное сокращение традиционно отсталого сельского населения, возрастание более образованного городского. Все большее размывание, даже исчезновение в ряде случаев замкнутых моноэтнических регионов. Возрастание по площади территорий со смешанным населением, использующим в общении русский язык.
В то же время уцелевшая, выжившая, отстоявшая свое существование в 1953 г. национальная партократия союзных республик за то же десятилетие сумела необычайно укрепиться. Сохранить и свои властные полномочия, и связанные с ними привилегии. Заодно слиться, срастись на этой основе с местной, национальной же советской бюрократией. Ощутить свою силу. И потому воспрепятствовать Хрущеву, слишком поздно понявшему, какого же джинна он выпустил из бутылки, вновь обуздать себя. Помешать Хрущеву разрушить сформировавшиеся республиканские национальные элиты.
Далее я позволю себе не останавливаться на деталях, подробностях. Ведь все они слишком хорошо известны, памятны. Отмечу лишь самое основное.
То, что мы называем «брежневским застоем», в действительности оказалось затишьем перед бурей. Временем, потерянным центром, но зато использованным республиканскими политическими элитами для перехода в наступление.
Им, как оказалось, уже не хватало тех огромных прав, которыми они обладали. Более того, они чувствовали себя все более и более ущемленными. Еще бы, ведь обладая неограниченной властью у себя в республиках, юридически они все еще зависели от Москвы в главном — само их пребывание на постах зависело от союзного центра. Именно он, точнее, Политбюро и утверждало их в должностях. И освобождало. А потому республиканские национальные политические элиты попытались для начала завоевать это Политбюро, подчинить его себе, чтобы обезопасить себя. И сумели сделать это.
Весной 1953 г., до схватки, в Президиуме ЦК КПСС из десяти членов только один Берия был выходцем из союзной республики, а из четырех кандидатов еще двое — Багиров и… Мельников. Всего тринадцать лет спустя, вскоре после отстранения Хрущева, положение на вершине власти коренным образом изменилось. Выразилось в своеобразном, пока еще условном равновесии сил. Из девятнадцати членов и кандидатов в члены Политбюро уже десять человек, т. е. чуть более половины, оказались представителями компартий союзных республик, выразителями именно их сугубо региональных интересов. А еще через четырнадцать лет, накануне распада СССР, последние составляли две трети, шестнадцать из двадцати четырех.
Именно такая ситуация и оказалась роковой, решающей. Региональные национальные элиты больше не желали довольствоваться достигнутым. Максимально использовали все возможное: разумеется, накопившиеся ошибки, недостатки. Но в еще большей степени — сугубо личные интересы национальной творческой интеллигенции. Той самой, которую столь заботливо создавала, опекала КПСС, советская власть все послевоенные годы.
Республиканские политические элиты вполне сознательно использовали творческую интеллигенцию для пропаганды формально демократических, а на деле, по существу националистических сепаратистских лозунгов. Широко использовали и послушные, управляемые средства массовой информации, так и не ставшие четвертой, самостоятельной властью.
Использовали республиканские политические элиты еще и то, что в первые же годы перестройки был упущен единственный шанс предотвратить трагический финал. Использовали не просто бездеятельность Политбюро ЦК КПСС, а прямую поддержку им, прежде всего в лице А.Н. Яковлева, сепаратистских устремлений. Того, чего не потерпела бы ни минуты, ликвидировала бы в самом зародыше любая демократическая страна — США, Великобритания, Франция, Италия.
Именно потому руководство союзных республик и смогло столь быстро, без каких-либо ощутимых препятствий, даже при откровенном потворстве, попустительстве осуществить давно желаемое.
В 1991-м полностью освободились от ставшего чисто номинальным руководства, контроля со стороны партии. Сразу вслед за тем — использовав крайне запутанную политическую ситуацию, добились провозглашения независимости своих республик. А потом, в РСФСР — в октябре 1993-го — избавились и от последней формы контроля, ограничения своих властных амбиций — советов. Добились, наконец, полной власти. Абсолютной.
Глава 3
««Новая история»» и новая мифология
«Наша история: гордиться, а не каяться!»[62]
Когда Президент РФ распорядился создать Комиссию по борьбе с попытками фальсификации истории, противоречащими интересам России, многих это озадачило, ибо одни считают фальсификацией историю, написанную в советское время, другие, напротив, убеждены, что именно в последние годы фальсификация российской истории вышла как у нас в стране, так и за рубежом на новый виток, приобрела невиданные ранее масштабы.
О чем ваша следующая книга, Юрий Николаевич?
