уходит, я начинаю терзаться мыслью, что нашей дружбе пришел конец. Состояние мое донельзя паршивое.
— По-моему, все гладко, — подводит итог Мими, перекусывая нитку.
Мы с Александром молчим.
19
Половина шестого утра. Я спала всего два часа и так нервничаю, что меня дважды вырвало. Наступает самый важный день в моей жизни. Сегодня я или погибну, или выживу. Окажусь на гребне гигантской волны или в полной заднице. Все, что мне остается, — это курить, пить кофе и успокаивать дыхание, иначе я упаду в обморок.
Волнуюсь не только я. У Александра началась диарея, и он уже несколько раз бегал в туалет, причем в течение последующих пятнадцати минут туда невозможно было войти. Кто сказал, что мир высокой моды — это сплошной блеск?
Должна сказать, что в шесть часов утра, из окна такси, покрытые черным ковром ступеньки, ведущие в «Брайант парк», кажутся такими притягательными! Обычно там полно студентов, поклонниц, папарацци, охранников и девушек из пиар-компаний; есть что-то символическое в том, что сегодня нас встречают только одинокий японский журналист, фотографирующий мою отекшую физиономию, и невероятной толщины полицейский, проверяющий мой пропуск, когда мы с Александром выбираемся из машины. Всю неделю из черных такси на эти ступеньки выходили знаменитости. Я чувствую некую высшую справедливость, наблюдая, как в боковую дверь заносят мою коллекцию. На чаше весов лежит моя карьера. Сердце бешено бьется.
Незамедлительно подходит какая-то женщина, одетая в черное, и ведет нас через широкий, разбитый на сектора вестибюль, где полно баров и небольших кафе, в заднюю его часть — тут демонстрационные павильоны. За сценой царит зловещая тишина. Из-за черного пола, белого потолка и черно-белых стен кажется, что в помещении холоднее, чем на самом деле. Настоящий мороз. Хотя я знаю, что это ненадолго. Через час, когда заработают сразу пятнадцать фенов и невозможно будет протолкнуться из-за скопления народа — манекенщиц, стилистов, поклонников и друзей, — здесь будет жарче, чем в стрип-клубе в Сохо (и количество голых тел здесь будет примерно таким же). Но сейчас тут пусто и уныло. Моя коллекция бесприютно висит на вешалках вдоль стены. Стоят ряды стульев, зеркала и лампы. На стене — целое гнездо розеток для подключения приборов. Длинные столы, вешалки, несколько огромных черных ведер. В одно из них позже поставят шампанское, в другое будут бросать бумажные стаканчики. Похоже, на затишье перед бурей.
Через полчаса я слышу, как где-то снаружи начинают шуметь рабочие. Выхожу из-за сцены и поднимаюсь на подиум. Белый помост покрыт пластиком. Вокруг него — три ряда черных стульев и еще сотни мест за ними. Как в римском амфитеатре. Только львов недостает.
Кто-то включает свет. Лампы такие яркие, что я ничего не вижу. Двое здоровенных парней в джинсах и черных футболках тащат большой кусок белого картона, на котором огромными буквами написано мое имя.
— Вы знаете, что делать? — слышу я из темноты голос Марка. — Никаких проколов не будет?
— Никаких, шеф! — орет один из парней, что потолще.
Я оборачиваюсь и вижу, как они пытаются повесить плакат точно по центру. Один мой друг рассказывал, что некая журналистка из Vogue чуть не испортила вот такую же вывеску Givenchy буквально за пару часов до начала шоу. Она забралась на стремянку, чтобы сделать фото, и каблуком проткнула букву «Е». Началось черт знает что, все с ног сбились, пытаясь найти другую, на замену. Не могу избавиться от мысли, что на этот случай у кого-нибудь должна лежать в кармане запасная.
— Левее, левее, левее… Правее…
Марк командует, стоя посреди зала. Я чувствую, как он нервничает. Будет лучше, наверное, пока его не трогать.
Я возвращаюсь за кулисы; без четверти семь начинает прибывать обслуживающий персонал. Кто-то включает кофеварку. В Англии никогда не получишь горячий кофе на месте: всем некогда возиться с кофеваркой и стоит она недешево. На один из длинных столов сваливают булочки, фрукты, конфеты, шоколад и сандвичи, чтобы можно было перекусить. Целая батарея банок с кока-колой, в том числе диетической. Бутылки с минеральной водой. Какой-то парнишка-испанец мешками носит лед и наполняет одно из ведер, в то время как кто-то другой открывает бутылки с шампанским. Есть ощущение размаха. Атмосфера щедрости. Надеюсь, что все это включено в стоимость аренды.
В семь приезжает Мими, в полной панике. На ней темные очки. Рыжие волосы выглядят так, как будто она всю ночь проспала в мусорном контейнере.
— Прошу прощения, — говорит она. — Будильник никогда не срабатывает вовремя.
— Ничего, — отвечаю я. — Мы, в общем, еще не начинали.
— Что я должна делать?
— Займись одеждой. Расставь все по порядку. Развесь на вешалки и покажи, кому что надевать.
— Да, да, да. — Мими кивает, как китайский болванчик. — А заодно разберись с обувью, сумочками, ожерельями, браслетами…
— Да, с аксессуарами…
— И все такое. — Она снова кивает.
— Итак, — говорит Александр, обдавая меня запахом кофе, курева и уборной. — Я собираюсь разложить на стульях таблички с именами.
— Ты уверен, что нужно заняться этим сейчас? — спрашиваю я.
— Абсолютно уверен.
— Почему?
— Потому что я больше не могу просто так стоять, курить и грызть ногти! — кричит он и уходит из-за кулис. Под мышкой у него таблички с именами аристократии в мире моды.
Через полчаса приезжают Джеймс Кар и Беверли Блонд, с каждым из них — по пятнадцать человек персонала. Команда Бев обряжена в черные футболки с надписью: MAC Professional на спине. Ассистенты Джеймса одеты разнообразнее. Некоторые, надо сказать, сильно выделяются. Особенно группа из четырех парней, украшенных обилием пирсинга и скованных друг с другом наручниками; они, по- моему, явно играют на публику. Но когда я наблюдаю за тем, как другие прибывшие сражаются за самое удобное место в крошечном помещении за сценой, то думаю, что эти четверо, наверное, и в самом деле хорошие друзья.
До начала презентации еще два с половиной часа. Съезжаются модели. Мими здоровается с каждой, как со старинной подругой, — в условиях нашего бизнеса так оно, в общем, и есть, хотя мы с ними познакомились лишь вчера. На девушках джинсы, необъятные свитера и маленькие шляпки, все они выглядят довольно неряшливо. Некоторые, судя по всему, только что вылезли из постели какого-нибудь второразрядного бас-гитариста. Некоторые как будто еще не проснулись. Кое-кто, очевидно, вообще не ложился. Одна — очень бледная — девушка, с заметным русским акцентом, просто стоит в углу и дрожит. Ломка или простуда? Сказать трудно.
Это Нью-Йорк, курить в помещении нельзя, так что отлучки на свежий воздух очень часты. Я уже в шестой или в седьмой раз иду в специально отведенное для этого место, когда сталкиваюсь с Бев. Та стоит у обогревателя в компании двух манекенщиц-немок и еще какой-то девицы — судя по всему, из ее свиты.
— Эй, — окликает она меня.
Я улыбаюсь.
— Как дела?
— Нормально.
— Вот и славно. Это все, что я хотела услышать.
— Не выдержу, если что-нибудь пойдет не так.
