– Юный Леллдорин, – начал Мендореллен отрывисто, даже резко. – Мне известна нелюбовь твоя к народу Мимбра. Но такие раны, однако, вскоре начнут гноиться, а бушующая в крови лихорадка и горячка, сжигающая плоть, окончательно ослабят тело, и заботы о тебе тяжким бременем лягут на наши плечи. Времени ухаживать за тобой у нас нет, и так уже мы сильно задержались Гарион громко охнул, не в силах сдержать негодования, услышав столь жестокие речи, и почти с ненавистью уставился на Мендореллена Лицо Леллдорина мгновенно побелело.
– Благодарю за то, что открыли мне истину, сэр Мендореллен, – сухо заявил он. – Я должен был сам об этом подумать. Если вы поможете мне сесть в седло, я немедленно поеду.
– Даже и не мечтай об этом! – коротко велела тётя Пол.
Вассал барона Олторейна возвратился вместе со слугами и белокурой девушкой лет семнадцати в розовом платье из жёсткой парчи и бархатном плаще.
– Моя младшая сестра, леди Ариана, – представил Олторейн. – Бойкая девушка и, несмотря на столь юные лета, обучена искусству ходить за больными.
– Постараюсь недолго обременять её, господин мой, – объявил Леллдорин. – Через неделю возвращусь в Астурию.
Леди Ариана привычным жестом потрогала его лоб.
– О нет, добрый юноша, – запротестовала она, – думаю, визит твой продлится несколько дольше.
– Неделя, и не больше, – упрямо повторил Леллдорин.
– Как угодно, – пожала плечами девушка. – Думаю, брат мой сможет дать для сопровождения нескольких слуг, дабы те смогли достойно похоронить тебя, что, несомненно, произойдёт, если не ошибаюсь, после того, как проедешь расстояние в десять лиг.
Леллдорин ошеломлённо заморгал. Тётя Пол отвела в сторону леди Ариану и долго шептала ей наставления, передав маленький пакетик с травами. Леллдорин жестом подозвал Гариона, тот немедленно подбежал поближе и встал на колени перед носилками.
– Итак, всё кончено, – пробормотал юноша. – Я так хотел ехать с вами.
– Ты скоро выздоровеешь, – заверил Гарион, зная, что говорит не правду, – и, наверное, попозже сможешь догнать нас.
– Нет, – покачал головой Леллдорин, – боюсь, не смогу.
Он снова закашлялся; сухие хрипы, казалось, разрывали лёгкие.
– У нас мало времени, друг мой, – прошептал он, – так что слушай внимательно.
Гарион, чуть не плача, взял его за руку.
– Помнишь, о чём мы говорили тем утром, когда уехали из дома дяди? Гарион кивнул.
– Ты сказал, что именно я должен решить, стоит ли нарушать обет молчания, данный Торазину и остальным.
– Помню, – кивнул Гарион.
– Ну вот. Я решился. Освобождаю тебя от клятвы. Делай что сочтёшь нужным.
– Лучше бы ты сам рассказал обо всём дедушке, Леллдорин, – запротестовал Гарион.
– Не могу, – простонал тот. – У меня слова в глотке застрянут. Прости, уж такой уродился. Знаю, что Нечек нас использует, но я дал слово товарищам. Я – аренд, Гарион, и сдержу обещание, даже если буду знать, что не прав, так что решай сам. Нужно помешать Нечеку уничтожить нашу страну. Я хочу, чтобы ты пошёл прямо к королю.
– К королю? Он мне никогда не поверит.
– Заставь поверить. Расскажи ему всё. Гарион решительно замотал головой.
– Я не назову ни тебя, ни Торазина. Сам знаешь, что он с тобой сделает.
– Это неважно, – настаивал Леллдорин, вновь закашлявшись.
– Скажу о Нечеке, – упрямо заявил Гарион, – только не о тебе. Где можно найти этого мерга?
– Он знает, – очень слабым голосом прошептал Леллдорин. – Нечек – посол при дворе в Во Мимбре. Личный представитель Тор Эргаса, короля мергов.
Гарион замер в изумлении.
– К его услугам всё золото из неистощимых рудников Ктол Мергоса, – продолжал Леллдорин. – Этот заговор, придуманный им, возможно, один из сотни, направленных на уничтожение Арендии. Ты должен помешать ему, Гарион. Обещай мне.
Светлые глаза юноши лихорадочно блестели, он с силой вцепился в руку Гариона.
– Я всё сделаю, Леллдорин, – поклялся Гарион. – Ещё не знаю как, но обязательно помешаю ему.
Леллдорин устало откинулся на носилки, будто все силы ушли на то, чтобы услышать эти слова из уст друга.
– До свидания, Леллдорин, – тихо сказал Гарион, вытирая полные слёз глаза.
– До свидания, друг мой, – едва слышно прошептал Леллдорин; и тут же глаза его закрылись, а рука, сжимающая пальцы Гариона, повисла. Сердце Гариона сжалось от страха, но, заметив, как слабо бьётся жилка на шее, он понял, что Леллдорин всё ещё жив… но едва держится. Гарион с нежной осторожностью положил руку друга ему на грудь и натянул на плечи грубое серое одеяло. Потом встал и быстро ушёл, не сдерживая катившихся по щекам слёз.
Прощание было коротким; путешественники погнали коней к Великому Западному пути. Крестьяне и копьеносцы дружно приветствовали их, но вдалеке слышались другие звуки – это деревенские женщины отправились разыскивать своих близких, бродя среди распластанных на земле тел: вопли и стоны зловещим эхом вторили радостным крикам.
Гарион с мрачной решимостью пришпорил коня и догнал Мендореллена.
– Мне кое-что нужно сказать вам, – горячо начал он, – Может, эти слова придутся не по нраву, но мне всё равно.
– И что же? – мягко осведомился рыцарь.
– Думаю, что вы поступили отвратительно и жестоко по отношению к Леллдорину. И пусть вы считаете себя величайшим рыцарем в мире, но, по-моему, – вы просто беззастенчивый хвастун с каменным сердцем, и можете делать со мной что хотите.
– Ах, вот что! – кивнул Мендореллен. – Поверь, юный друг, ты неверно понял мои намерения. Необходимо было спасти его жизнь Астурийский юноша очень храбр и поэтому не думает о себе. Не открой я ему глаза, этот молодой человек, несомненно, продолжал бы настаивать на том, чтобы ехать с нами, и вскоре бы умер.
– Умер? – фыркнул Гарион. – Тётя Пол наверняка бы спасла его.
– Именно леди Полгара сообщила мне, что жизнь юноши в опасности, но честь не позволяла ему бросить товарищей, та самая честь, что побудила Леллдорина остаться и не стать причиной нашей задержки.
Рыцарь криво усмехнулся.
– Думаю, слова мои понравились ему не больше, чем тебе, но зато он будет жить, а это самое главное, не так ли?
Гарион молча уставился на ехавшего с высокомерным видом мимбрата, ярость внезапно испарилась, юноша понял, что вёл себя глупо и невежливо.
– Простите, – неохотно пробормотал он, – я и в самом деле не понимал, что вы делаете.
– Неважно, – пожал плечами Мендореллен. – Многим неясны мои поступки. Но пока я уверен, что мотивы благородны, мнение остальных меня не беспокоит.
Однако я рад, что имел возможность объясниться с тобой, – ведь нам предстоит долгое совместное путешествие, а всякая неприязнь в таких случаях опасна.
Они некоторое время ехали молча; Гарион старался привести мысли в порядок.
Должно быть, он и вправду недооценивал Мендореллена.
Добравшись до широкого тракта, они вновь повернули на юг и продолжали путь под угрюмым, низко нависшим небом.
