В многочисленных дошедших до нас историях о Суворове и солдатах есть такая.
Однажды в прекрасный летний вечер солдаты стояли на форпосте, каша на ужин была готова, и они уселись в кружок вечерять. Вдруг подъехал на казачьей лошади в сопровождении казака с пикой просто одетый неизвестный человек с нагайкой в руках. Он слез с лошади, отдал ее казаку и, подойдя к солдатам, сказал: «Здравствуйте, ребята!» — «Здравствуйте», — просто отвечали солдаты, не зная, кто это. «Можно у вас переночевать?» — «Отчего не можно — можно!» — «Хлеб да соль вам!» — «Милости просим к нам ужинать».
Неизвестный сел с солдатами в кружок, они подали гостю ложку и положили хлеба. Отведав каши, воскликнул: «Помилуй Бог, братцы, хорошая каша!» Поев, сказал: «Я тут лягу, ребята». — «Ложитесь», — отвечали солдаты.
Человек свернулся и лег, пролежав часа полтора, встал и кричит: «Казак, готовь лошадь!» — «Сейчас!» — ответил казак просто. А сам подошел к огню, вынул из бокового кармана бумагу и карандаш, написал что-то и спрашивает: «Кто из вас старший?» — «Я!» — отозвался унтер-офицер. «На, отдай записку Кутузову и скажи, что Суворов проехал!» — и тут же вскочил на лошадь и ускакал.
Военный историк Н. Светлишин вспоминает: «Однажды мне показали солдата-артиллериста, с которым маршал Жуков ел из одного котелка кашу. „Неужели правда?“ — не удержался, спросил я бойца. „Обычное дело, — заверил меня пожилой солдат. — Подошел, присел рядом на станину орудия, расспросил о доме. Ну-ка, говорит, попробую, чем моих орлов кормят! Адъютант подал ложку“».
Похожие истории! Только в первой солдаты не узнали в лицо Суворова, а во второй Жукова узнали, ведь в XVIII веке не было газет, листовок и всякой другой печатной продукции. Но в этих историях чувствуется один дух, одни нравы.
И, конечно, как и Суворов, отец заботился о солдатах. Полковник в отставке, кандидат военных наук Михаил Иванович Попов из Твери написал мне, что, работая в 1950-е годы над диссертацией в Подольском архиве, нашел боевой приказ Жукова на наступление 20 августа 1939 года [23], в котором его рукой была сделана приписка: «Всем командирам частей до начала наступления накормить людей горячими щами и галетами. Жуков» (фонд 17 армии за 1939–45 гг.). «Уважаемый читатель может сказать; ну и что особенного в этом? — пишет М. И. Попов. — А то, что в этой простой, бытовой приписке проявилась отеческая забота полководца о солдате, ибо приготовить пищу в тех условиях, в голой степи, было ой как непросто, дрова для походных кухонь приходилось возить за многие сотни километров!»
Чтение — любимое занятие. На стене — картина Ю. М. Непринцева «Отдых после боя»
Петр Семенович Леонов, бывший у отца в то время водителем, рассказывал мне, что отец всегда перед поездкой спрашивал, накормлен ли он. Если нет, то велит его накормить. Адъютант отца Михаил Федорович Воротников говорил, что за питанием отца ему приходилось следить, так как он очень часто забывал о себе.
Ветеран Великой Отечественной войны Иван Ткачев, кавалер ордена Славы III степени, вспоминал: «Во время подготовки к штурму города Великие Луки, который фашисты стремились удержать любой ценой, необходимо было нашей разведке взять „языка“, чтобы прояснить обстановку. Почти месяц нашей разведроте не удавалось его взять. Однажды вечером, когда наш разведвзвод готовился к ночному рейду, прибыла группа военных, среди них был Жуков, все в маскхалатах. Командир разведвзвода старшина Загоруйко доложил: „Товарищ генерал армии! Разведрота готовится к выполнению боевого задания!“ Жуков улыбнулся: „Ну и разведчики, даже под маскхалатом узнали. Я вот недавно побывал у саперов, так командир батальона доложил мне как полковнику“. Все засмеялись, а Жуков присел на топчан и стал интересоваться, как живут бойцы, всем ли обеспечены, какое настроение перед штурмом Великих Лук, Ответы солдат его явно удовлетворили. Он поднялся, но прежде чем уйти, подошел к разведчику Николаю Попову; „По-моему, сибиряк?“[24] Получив утвердительный ответ, заулыбался, но тут же нахмурился: „А почему это у тебя, сибиряк, рваные сапоги?“ — „Товарищ генерал, мне давали новые ботинки с обмотками, но я отказался — в сапогах в разведку ходить сподручней“ „А что, и для разведчиков нет сапог?“ — спросил Жуков командующего 3-й армией генерал-полковника К. Галицкого. „Сапоги есть, но их еще не успели выдать“, — явно растерявшись, отрапортовал тот. Ни слова не говоря, Жуков вышел из палатки. Буквально через полчаса после его ухода всем разведчикам были выданы новые сапоги. В тот раз разведчики вернулись с задания, приведя очень важного „языка“, допрос проводил сам Жуков. Вскоре Великие Луки были взяты штурмом…
Мне довелось увидеть Жукова в 1955 году в Центральном доме Советской Армии на собрании актива частей Московского гарнизона. Учился я тогда в военной академии. К огромной радости на собрании увидел я своих боевых друзей, в том числе Николая Попова и Николая Макрушина, которые были слушателями академических курсов „Выстрел“. Дождавшись перерыва, вышли из зала, стали вспоминать войну. И тут в фойе вышел министр обороны Маршал Советского Союза Жуков. Сначала он подошел к группе офицеров в летной форме, перекинулся с ними несколькими фразами, затем подошел к нам: „Где воевали, гвардейцы?“ — „Под Великими Луками, товарищ маршал“ Жуков внимательно посмотрел на нас: „По-моему, разведчики“. Узнав, что мы из той самой роты, которая добыла важного „языка“ перед штурмом Великих Лук, сразу же оживился: „У меня особое отношение к разведчикам. В 1916 году я сам был разведчиком. Сколько „языков“ перетаскал на своей спине, не сосчитать… За это даже два „Георгия“ получил“. Уходя, маршал попрощался с каждым из нас за руку. Это крепкое рукопожатие, его волевое лицо помнятся мне до сих пор».
Фронтовик В. Т. Севостьянов, инвалид 2-й группы, написал мне: «Мы на всех праздниках Победы только о нем и говорим: вот бы был жив Жуков, наша жизнь была бы намного лучше и авторитетнее». Это говорит о том, что солдаты, воевавшие с отцом, видели в нем своего заступника. Так оно и было на самом деле. Последнее, что отец считал своим долгом сделать (об этом мы читаем в конце его воспоминаний) — это призвать молодое поколение относиться к фронтовикам «чутко и уважительно». «Это очень малая плата, — писал он, — за то, что они сделали <…> в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м и 45-м».
Святые отцы говорят о смысле гонений, клеветы, поношений, непонимания: христианин идет по стопам Христа. Они же поясняют, что христиане, которые хотят быть с Господом в вечной жизни, не должны прилепляться к этой, земной, временной, и поэтому у избранных Господом для Царствия Небесного и вечной жизни земное существование скорбно…
Путь христианина в этой, земной жизни один — следом за Христом послужить людям, отвергшись себя, взять свой крест и взойти на крест предательств, поношений, гонений, клеветы, непонимания, злобы человеческой. «Меня гнали и вас будут гнать», — говорил Спаситель. Мир, лежащий во зле, враждебен духу Христову. Недаром архимандрит Кирилл в беседе со мной как-то сказал, что Жукова уничтожали враждебные Православию люди, чувствуя, какого он духа! «Да, по сердцу своему он был истинный христианин. Как тяжело было ему в змеином гнезде…». Об этом можно только догадываться. За ним следили, устраивали обыски, его подслушивали, за ним подглядывали, на него доносили, клеветали, дважды ему грозила расстрельная (!) статья.
В свою записную книжку отец как-то выписал (в последние годы он любил делать выписки из книг) такие строки:
