здесь все может рухнуть к чертовой матери. Давайте лучше черный ход пробивать. Это безопаснее. И соседи услышат.
– Через потолок скорее выберемся, – заявил Иван Васильевич. – Черный ход заложен кирпичами. И слоев как минимум три. Кирилл прав насчет лестницы – там может оказаться черт знает что. А через чердак мы всяко выйдем. Они тут часто общие с соседними домами. Мы по ним от ментов неоднократно уходили.
– Но именно на этом чердаке вы не бывали? – уточнил Кирилл Петрович.
– На этом нет, – признал историк.
– Кто в курсе, что устраивают депутаты на чердаках над своими квартирами? – хохотнул Кирилл Петрович и посмотрел на Ксению. Она была единственной, кто мог знать ответ на этот вопрос.
Ксения пожала плечами.
– А у тебя что над квартирой? Над всеми вашими квартирами? – поинтересовался Вова.
– Другие квартиры. Я живу в современном доме. Вернее, советской постройки. Года этак семьдесят пятого. Отец категорически против новостроя. В советские времена была строгая проверка качества, а теперь сами знаете – дома принимаются за взятку.
– То есть как за взятку? – подался вперед Ник Хаус.
– А так. Дал взятку – дом принят, пусть и с недоделками и нарушениями технологии. Не дал взятку, но все идеально (хотя такого у нас просто быть не может) – дом не примут, – пояснил Кирилл Петрович.
Ник Хаус рот открыл, потом закрыл.
– Так что, если соберешься покупать у нас жилье, выбирай или старый фонд, как некоторые депутаты, или дом постройки советских времен, как… Ксения, кто у тебя сейчас папа?
– Президент фонда «Возрождение». Я же говорила уже.
– А что возрождаем-то? – поинтересовался Иван Васильевич.
– Культуру, – недовольно сказала Ксения. – И это мы уже обсуждали.
– Какую культуру? – подалась вперед я.
– Всякую, – пожала плечами Ксения. – Это вам лучше у папы спросить. И вообще, при чем здесь мой папа? – Она явно заводилась.
– И он два часа будет говорить, но ничего конкретного не скажет, – хмыкнул Вова, словно не слышал последнего вопроса Ксении. – Вот ты сама нам скажи, что твой папа возродил?
– Нам нужно думать, как отсюда выбраться!
– Я помню, как они марафон проводили по сбору средств на возрождение Петербурга, – вдруг сказала Агриппина Аристарховна. – Я еще все удивлялась, почему «марафон»? Тогда людям предлагалось сдавать лом драгоценных металлов, а лучше драгоценности в фонд «Возрождение», а также перечислять средства на восстановление музеев. У меня знакомая работает в Пушкинском доме. Так вот к ним через некоторое время пришла какая-то бизнесвумен и уточнила, получили ли они переведенные ею средства. Они не получили.
– Точно, было такое! – вспомнила я. – Реклама шла очень активная. А «марафон» по телевизору был. Моя мама даже что-то хотела пожертвовать, но мы с тетей Светой ее отговорили. У меня вообще слово «фонд» вызывает настороженность. А тетя Света при нас позвонила какому-то знакомому чиновнику – бывшему любовнику, – и он сразу же сказал: «Вы что, сдурели? Ни в коем случае ничего не перечисляйте».
Лассе слушал, подперев щеку рукой. Ник сидел с открытым ртом и выпученными глазами.
Ксения дернула плечиком и закурила, глядя в окно, затем вдруг резко повернулась к нам.
– А если нам на окна плакаты повесить? – внезапно предложила она. Может, тему хочет сменить? Не хочет обсуждать папины подвиги на ниве возрождения культуры?
– Какие плакаты? – спросили остальные почти хором.
– «Помогите», «SOS», что-то в этом роде. Ведь вон с того дома увидят. И с другой стороны тоже. Здесь же везде жилые дома. Хоть где-то кто-то должен быть!
– А где взять такие плакаты? – спросил американец.
– Нарисовать! – закричала я. – У ребенка же должны быть фломастеры или карандаши. А депутатские плакаты – с рогами – на оборотной стороне белые. Пошли, народ! Все окна заклеим плакатами! Ксения, ты – гений!
Журналистка победно улыбнулась.
– За такую мысль можно и папу-вырожденца простить, – буркнул Вова. – То есть возрожденца. То есть… – Вова махнул рукой.
Ксения хотела его стукнуть, но Вова увернулся и первым выскочил в коридор.
Мы всей толпой бросились в комнату, где ночевали мы с Лассе, Вовой, Геной и Шедевром. Родька юркнул под кровать и выбросил нам все плакаты. Потом мы с Лассе и Вовой отправились в детскую искать карандаши и фломастеры.
Как только мы туда вошли, чертова собака опять яростно залаяла. Я подпрыгнула.
– Кто ее опять включил, мать вашу! – заорал Вова.
Лассе молча направился в игрушечному животному и выключил его.
– Она вообще-то могла испортиться, – заметил он. – У одних моих знакомых испортилась. Они ее выбросили в мусорный бак, и всю ночь, пока не приехали мусорщики, она там периодически начинала лаять. А представляете, какой звук получается изнутри металлического бака? На них потом соседи в полицию жаловались.
– У вас в Финляндии что, много таких игрушек? – удивленно спросил Вова.
– Так они и у вас есть, как я посмотрю.
У депутатского ребенка оказались большие запасы карандашей, фломастеров и красок. Вова решил, что лучше всего подойдут краски. Лассе взял фломастеры. От карандашей мы решили отказаться. Лассе отнес орудия труда части компании, устроившейся на кухне за большим столом, и вернулся к нам с Вовой. Я разместилась в детской за письменным столом, Вова с Лассе приподняли шкуру, которую Ксения посчитала верблюжьей, и стали рисовать на полу.
– Марина, что ты пишешь? – спросил Вова.
– «Освободите нас».
– А мне что писать?
– «У нас трупы». Лассе, а ты по-фински писать будешь?
– Зачем? – удивился он. – Кто из домов напротив читает по-фински? Наверное, я напишу просто SOS.
– А «Позвоните в 02» не хочешь? – хмыкнул Вова.
– Это мысль, – сказала я. – Пиши лучше про «02».
– Никогда в жизни я так не хотел видеть родные ментовские рожи, – признался Вова, – никогда в жизни не ждал их приезда.
Лассе хмыкнул.
– Тебе трудно поверить во все, что ты здесь слышишь? – спросил Вова у финна.
– Да нет. Я же в Россию с подросткового возраста езжу. Я же говорил. Но европейцу – и американцу – трудно вас понять. Вот хотя бы этот фонд «Возрождение». Я так понимаю, что через него воруют? Отмывают деньги? То есть занимаются исключительно незаконной деятельностью?
Мы с Вовой кивнули. Мы в этом нисколько не сомневались.
– Все это знают?
Мы опять кивнули.
– Но фонд продолжает существовать и процветает, а его организаторов, владельцев, или как они там называются, не то что в тюрьму не сажают, их вообще не привлекают ни к какой ответственности! Они воруют дальше и, более того, считаются сливками общества! Например, если бы в Финляндии кто-то перечислил деньги на благотворительность и они не дошли до адресата, было бы проведено тщательнейшее расследование, а потом полетели бы головы виновных. И так было бы в любой европейской стране. Цивилизованной, – тут же добавил Лассе. Не знаю уж, про какую страну он подумал. Вероятно, про кого-то из СНГ.
Мы с Вовой переглянулись и пожали плечами. Как говорится: это наша Родина.
