– Не знаю, – сказал я.
– Почему бы и нет? – спросил он и снова улыбнулся. Его глаза были веселыми и умными.
– Последний раз, когда вы меня видели, вы сказали, что я лысею.
– Да, и что? Так вы собираетесь помочь мне?
– Вы действительно думаете, что я лысею?
– Наклоните голову, – повелел мужчина, и я последовал его приказу. Он подошел поближе ко мне, и я почувствовал, что готов на компромисс. Он был очень грязным, хотя пахло от него нормально. Все это было полным сумасшествием, но когда начинаешь лысеть в молодом возрасте, то отчаянно ищешь утешения.
– Сквозь них все видно, – сказал мужчина. – Что есть, то есть. Заведи парик.
Я поднял голову и посмотрел на его волосы, на странные темные пряди, поднимающиеся оградой надо лбом.
– Это реклама? – спросил я. Я хотел, чтобы он знал, что я не единственный лысый в округе.
– Да, когда-то я был богат. И мог делать рекламу. Я мог делать все, что угодно.
– Что случилось?
– Кокаин. Двести пятьдесят тысяч долларов ушло на мой нос. Я был богатым арабским евреем с Истерн-Парквей, как сумасшедший Эдди, и мы оба все потеряли. У меня были деньги. У меня были женщины. Множество женщин. Вам стоило на меня посмотреть.
Товарищ-еврей. Я никогда до этого не встречал бродяг-евреев. Мне он понравился. Мне понравилось говорить с ним откровенно. Но человек из пиццерии, который стоял за дверью своего ресторанчика, куря сигарету, слышал наш разговор, и ему не понравилось, что бездомный задержался перед дверью его заведения. Может быть, он не любил евреев. Он вмешался в нашу дискуссию и сказал подло: – Ну и что. Посмотри на себя сейчас.
Мужчина повел себя так, как будто не заметил колкости или ему не было до нее дела, но на самом деле она его задела, потому что его лицо потемнело и он неожиданно отошел от меня без единого слова. Я поймал его и дал доллар. Он просто схватил его, не поблагодарив, и ушел.
Когда я прибыл домой, в квартире стоял горьковатый запах блошиной бомбы, но не слишком сильный, не такой, как от бомбы против тараканов. Но больше, чем запах, меня поразило то, что в гостиной снова произошла перестановка. Старая кушетка была водворена на прежнее место! Теперь у нас было две кушетки. Генри, похоже, пришлось посуетиться и разгрести комнату. На ковре кое-где виднелись чистые пятна.
Генри сидел на своем стуле-троне и, прежде чем я успел поздороваться, огорошил меня вопросом:
– Кто написал: «Здесь лежит тот, чье имя написано на воде»?
Он любил проверять на мне известные цитаты, и обычно у меня не было никакого представления о том, кто их автор. Моим единственным правильным ответом было «Оскар Уайльд». Я сказал тихонько:
– Уитмен?
– Нет, не думаю, чтоб Уитмен беспокоился о распущенности, – ответил Генри. – Он хотел, чтобы его оставили в покое.
– Ну же, кто написал это? – спросил я.
Генри закричал на меня:
– Ките, конечно… Что было написано на могильном камне У.К. Филдса?
– Ваш ум смертельно остр сегодня, – сказал я. – Не похоже, чтобы бомба от блох его повредила.
– Не избегай вопроса.
Я разозлился:
– Не имею представления!
Генри снисходительно прокричал:
– Ките и У.К. Филдс! Ты пропустил главные культурные движения нашего времени! На его могильном камне было написано: «Я предпочел бы быть в Филадельфии».
Я был в достаточной степени деморализован, но также и зол, так что задал Генри вопрос, чтобы заставить его защищаться:
– Для чего вы принесли обратно старую кушетку?
– Я по ней скучал, – сказал Генри, несколько сбитый с толку, и затем добавил, чтобы не казаться чересчур сентиментальным: – Новую слишком хлопотно раздвигать каждую ночь. Это будет наша гостевая кровать. Если у нас появится обусловленный договором слуга из России, он сможет спать здесь. Как ты думаешь, сколько это будет стоить? Заработки в России, должно быть, доллар в день. Значит, нам он обойдется в семь долларов в неделю. Мы это потянем. Только по три с полтиной с каждого. Не так плохо.
Генри поднял брови, надеясь соблазнить меня экономией.
– Он сбежит, – отмахнулся я. – Пойдет работать в «Соль земли» мыть тарелки.
– Нет, это будет нелегал. Ему придется остаться с нами. Он будет под нашим контролем. А если мы заполучим женщину, она может спать в твоей кровати. – Он все еще пытался соблазнить меня этой мыслью, а заодно извиниться за трудности теста с Китсом и У.К. Филдсом.
– Может быть, в таком случае у нас появится кормилица, – поддразнил я Генри, наполовину отдаваясь фантазии.
– Ты вконец испорчен. Настоящий американский секс-маньяк, – сказал он, потом замолчал на мгновение, обдумывая замечание о няньке, и добавил: – Думаю, что русское молоко может быть очень питательно.
– Да, из-за Чернобыля, – сказал я, и мы оба рассмеялись.
Я хотел отдохнуть перед встречей с этими леди Генри, так что пошел прилечь. По дороге в душ Генри зашел в мою комнату. На нем были выцветшие желтые шорты-боксеры, оранжевое полотенце обернуто вокруг плеч.
Он остановился у моей кровати, посмотрел на меня серьезно и сказал:
– Этот вечер очень важен для меня. Одна из леди, с которыми ты встретишься, – это Лоис Хубер. Я останавливаюсь в ее комнате для гостей в Палм-Бич последние четыре года. Именно с ней я ездил в Европу этим летом, но мы разорвали отношения, когда я оскорбил ее, и с тех пор мы не виделись.
– Постараюсь произвести хорошее впечатление, – пообещал я.
– Ну, нам обоим придется поднапрячься. У меня нет машины, чтобы ехать во Флориду, но я не утратил надежды найти какую-нибудь, так что ключевым моментом остается то, чтобы я сохранил за собой комнату в Палм-Бич. На самом деле она мне не нужна. У меня есть палатка. Я могу спать на пляже. Но тогда не будет возможности получать приглашения. Необходим телефон. Я порвал с Лоис и должен теперь восстановить с ней связь.
– Как вы собираетесь это сделать? – спросил я и переместился на кровати в сидячее положение.
– У меня два плана. Первый включает тебя. Твоя молодость может произвести на нее огромное впечатление и тем самым снизить ее бдительность. Она гиперсексуальна. Тебе больше нечего предложить, но, пока у тебя есть молодость, все в порядке.
– Я об этом не знал, – сказал я. – Не знал, что нужен для этого.
– Тебе не придется спать с ней. Тебе просто нужно улыбаться и быть приятным.
– Я и не думал, что мне придется спать с ней, я просто не уверен, найду ли правильные слова.
– Тебе не придется ничего говорить. Тебе просто нужно быть молодым. Это ее отвлечет. Я думаю, она пригласила меня, чтобы проверить. Она сказала, что принимает только конструктивную критику. Так что, если я буду с ней очень хорош, она может взять меня обратно. Или это просто трюк, чтобы поиздеваться надо мной, чтобы я думал, что у меня есть шанс воспользоваться своей старой комнатой, и потом отвергнуть меня в качестве мести за мои оскорбления.
– Как вам
– Я сказал ей, что у нее нет вкуса в одежде, что она вульгарна в отношении вещей, что у нее нет чувства социального слоя, что у нее слишком большая задница, что она похожа на седло, что она, возможно, моральный имбецил… Я думаю, что это – конструктивная критика. Она должна взять это за основу и строить на этом свои отношения. Она может даже пойти учиться в школу этикета.
– Вам в самом деле стоит извиниться. Это – немыслимая череда оскорблений, – сказал я.
