Долгие годы мы таким образом пробирались на вечеринки, пьесы и оперы. Иногда она прикидывается журналисткой из «Журнала для леди Йорквилля»; это всегда очень хорошо срабатывает.
По тому, как Генри говорил о Лагерфельд, я понял, что он все еще восхищается ею, несмотря на ее попытку украсть у него комнату в Палм-Бич.
– Ее сердце было разбито еще в ту пору, когда она была грациозной женщиной, – продолжал он. – Она, наверное, тогда была очень красива. Хорошее лицо, хорошие волосы… Ну, у нас у всех кое-что есть, даже у Лагерфельд. Конечно, у некоторых людей ничего нет, зато у них есть утешение, что они не станут уродливей, когда постареют.
Мы припарковали машину на западе Центрального парка и вошли в здание Исторического общества, которое располагалось рядом с массивным гранитным Американским историческим музеем. Пока мы поднимались на лифте на нужный этаж, Генри предупредил:
– Не ожидай, что там будут толпы.
Открытие проходило в длинной элегантной комнате с высоким потолком и прекрасным деревянным полом. Мы задержались у входа, чтобы прочесть карточку на двери, в которой объяснялось, что здесь состоится выставка недавно подаренных портретов благородных семейств XIX века из долины реки Гудзон. Прочитав карточку, мы устремили взгляды в дальний конец комнаты, где был приготовлен стол с фруктами, крекерами, сыром и мясом, выстроенными в полной боевой готовности.
– О, хорошо, еда есть, – обрадовался Генри и затем спросил: – Кто сказал: «Он увидел кусок сыра и произвел опустошение»?
– Не имею представления, – ответил я уныло, снова упустив возможность показать Генри, как я умен.
– Хэзлит о Вордсворте, – сказал Генри, и мы, словно изголодавшиеся, двинулись прямиком к столу, прокладывая себе путь через небольшую толпу. Там было около тридцати человек, и никто не смотрел на картины, развешанные по стенам. Все стояли маленькими группками, прихлебывая вино из пластиковых чашечек.
Я быстро осмотрел присутствующих в поисках красивого лица, но это была по большей части престарелая, седовласая коллекция. Генри прошептал мне:
– Лагерфельд здесь. Сейчас она охотится за едой. Заблокировала все подходы. Нам повезет, если что- нибудь останется.
Мы приблизились к столу, Лагерфельд стояла к нам спиной – она склонилась над подносом, – и Генри вежливо сказал:
– Мэридит, ты сегодня прелестно выглядишь.
Дама медленно повернулась с куском сыра в руке посмотреть, кто это, и Генри удалось проскользнуть мимо ее талии и ухватить кусок сыра, при этом продолжая осыпать ее комплиментами.
– На тебе чудная накидка, – ворковал он.
– О, это ты, Генри, – произнесла Лагерфельд. – Счастлива тебя видеть.
– Позволь представить тебе Луиса Ивза, – отозвался Генри. – Мой гость, уроженец великого штата Нью-Джерси.
Мне было приятно, когда Генри выказывал обожание по отношению к Нью-Джерси. Он полагал, что люди там честны, а автомобили дешевы.
Лагерфельд с притворной скромностью протянула мне большую мягкую руку, и я вежливо ее пожал. Она улыбнулась, показав громадные щели в зубах, и сказала:
– Приятно встретиться с вами.
Лагерфельд была довольно высокая, примерно пяти футов девяти дюймов, но поскольку она была женщиной, то казалась даже выше. Она была довольно объемистая. На ней была черная накидка, а под накидкой прозрачный черный топ, темной вуалью покрывавший ее груди. Опускаясь ниже, он становился более прозрачным, и мне даже показалось, что сквозь вуаль я могу разглядеть ее живот. Еще на ней была длинная красная юбка, и она опиралась на трость. Кожа лица у нее была белой и чистой. Блестящие волосы клубнично – белокурого цвета ниспадали на плечи. Глаза, странно увеличенные стеклами очков, казалось, вращаются, сканируя толпу в поисках кого-нибудь из списка А или хотя бы из списка Б.
– Гиллисы здесь, – сказала Лагерфельд. – Она связана с Линкольн-центром и устраивает большой вечер в следующий четверг. Нужно поговорить с ней.
Генри спешно приготовил себе еще один сандвич из крекеров и сыра – другой уже был у него во рту.
– Да, нас должны пригласить, – сказал он. – Но где Лоис? Я что-то ее не вижу.
Лагерфельд указала в дальний угол, мимо толпы, кружащейся вокруг столов с выпивкой, на одинокую леди, рассматривающую картины.
– Мы с Луисом должны поздороваться с ней, – сказал Генри, – а затем я вернусь к тебе и мы займемся Гиллисами. Я скажу им, что знаком с Вивиан Кудлип.
Мы оставили Мэридит и остановились у столика с вином. Привлекательная молодая девушка разливала вино в бокалы.
– Вы русская? – спросил у нее Генри.
Он сказал это флиртуя. Девушка покраснела и ответила:
– Я американка.
– Я всегда думал о вас как о русской. – Генри улыбнулся ей. Я тоже попытался улыбнуться, но, похоже, девушка меня совсем не замечала. Она все еще заливалась краской после слов Генри. Он очаровывал и вел себя как джентльмен.
Мы взяли бокалы и отошли от столика.
– Люди здесь страшно занудные. Эта русская барменша – единственная привлекательная женщина. А мужчины – ходячие мертвецы.
Мы быстренько отхлебнули вина, и Генри сказал:
– Теперь отправляемся к нашей настоящей цели.
Мы двинулись к Лоис, она все еще смотрела картины.
Генри сказал мне:
– О боже, посмотри на это платье. Где только она их находит? Я говорил ей, что она должна одеваться так, чтобы обмануть глаз. Все, что она носит, привлекает внимание к ее самым кричащим дефектам. – На Лоис было туго натянутое платье леопардовой расцветки, которое подчеркивало ее раздутую задницу, из-за которой спина походила на седло.
Лоис рассматривала семейный портрет, и, прежде чем поздороваться с ней, Генри воскликнул:
– На этой картине карлик!
– Только ты можешь принять ребенка за карлика, – заметила Лоис. – Это не карлик, это маленький мальчик.
– Нет, карлик, вне всякого сомнения карлик. Или ребенок, который и есть карлик, он никогда не вырастет.
– Это прелестное дитя, – возразила Лоис. – Ты всегда пытаешься видеть во всем уродство.
– У меня наметанный глаз на гротеск! – сказал Генри, и я почувствовал, что он уже готов оскорбить даму – так быстро они перешли к спору, но он взял себя в руки. Должно быть, подумав: «ФЛОРИДА!» Он внимательно вгляделся в картину и сказал: – При ближайшем рассмотрении я должен с тобой согласиться. Это не карлик. Это ребенок с большой головой, и эта голова довольно привлекательна. Если уж мы заговорили о детях, позволь мне представить тебе моего юного гостя Луиса Ивза. Он приехал в Нью-Йорк, чтобы найти себя, и в настоящее время занимается журнальным бизнесом. Луис, это Лоис. Ваши имена должны произноситься вместе. Они просто катаются на языке.
Мы пожали руки, и Лоис одарила меня милой улыбкой. Генри неожиданно сказал, что проголодался и хочет еще сыра. Перед тем как уйти, он бросил на меня говорящий взгляд, напоминая о важности задачи.
Мы с Лоис перешли к следующей картине. Я был убежден в том, что у нее куча денег, и надеялся ей понравиться.
– Хорошие полотна, – заметил я.
– Мне они не нравятся, – отозвалась Лоис, – но я считаю это безобразием, что никто на них не
